***
Сегодня выдался жаркий день. Как передавали синоптики с экрана телевизора, подобная аномалия продлится всю следующую неделю, а после дожди — предвестники наступающей на пятки осени.
Я любила лето, особенно месяц август. Он последний в веренице беззаботных тёплых месяцев, и мне хотелось в последние тридцать дней выложиться на все сто процентов. Веселиться, на машине путешествовать к морю, в ночные часы играть в мафию и громко смеяться над шутками друзей.
Улыбнулась, разглядывая яркое солнце за окном, и позволила занавеске укрыть меня воздушным облаком. Лёгкий ветерок опалил кожу, но ситуацию спасал кондиционер, не оставляющий шансов испарине образоваться на моём теле.
Подтянула колени к подбородку и удобнее устроилась на кровати, смело рассматривая жаркое ярило. Веселиться.
Самая пара для веселья: спуститься вниз к родителям, обрадовать их своим согласием съездить к семейству Риччи на барбекю, и позволить улыбки обосноваться на губах.
Но я не могла улыбаться. Всё внутри меня противилось этому. Противилось веселью, громким шуткам и душевным разговорам. Единственное, на что была способна — смотреть в окно и раз за разом прокручивать в голове пять месяцев своей жизни.
С самого утра до самого вечера я начинала прокручивать плёнку воспоминаний с первого дня знакомства с американцем и до последнего дня, когда за ним закрылась дверь. Я воспроизводила в своей голове наши диалоги и морщилась, понимая, что следовало ответить иначе. А вот если бы я в такой-то момент обратила внимание на то и то, непременно вывела сталкера на чистую воду… Это сводило с ума.
— Синьорина, разрешите забрать поднос?
Я не услышала стук в дверь и не сразу отреагировала на голос горничной, которая стояла в дверном проёме и с улыбкой косилась на поднос с пустыми тарелками, покоящийся на тумбочке.
— Конечно, — кивнула и, поблагодарив, уже намеривалась вернуться мыслями в день нашего «свидания» у эстакады, как заметила выглядывающую Людовику.
Моему удивлению не было предела, когда сестра пропустила горничную и, закрыв за ней дверь, предстала передо мной в своём ярком образе. Она всегда выглядело ярко и с шиком, всегда привлекала к себе взгляды противоположного пола и умело давала отворот-поворот воздыхателям, хвастаясь кольцом на безымянном пальце.
— Рада тебя видеть! — искренне поприветствовала сестру, заключая её в крепкие объятья. Пришлось подняться с кровати, но как только руки сестры покинули мои плечи, я ощутила дикую тряску костей и поспешила забраться на кровать.
— Замечательно выглядишь, — сделала комплимент, который был встречен улыбкой:
— Ну, а ты не в лучшем свете.
Закатила глаза и обхватила руками подушку, негласно защищаясь от прямолинейной Людовики.
— Это именно то, что мне хотелось услышать.
— Серьёзно, Бьянка, к чему хандра? Посмотри, какая погода за окном! Давай, надевай купальник и пошли в бассейн!
Никуда я не собиралась идти, и даже не подумала сделать видимость, что всерьёз раздумывала над предложением. Мне хорошо в своей комнате, на солнышке, в облаке занавески и воспоминаний, требующих тщательного анализа.
— Я пас.
Людовика хмыкнула и присела на краешек кровати, указательным пальцем расправляя собравшуюся простыню:
— И сколько ты собираешься страдать?
— Я не страдаю.
— Н-да? Бьянка, ты же умная девушка…
Мой красноречивый смешок заставил сестру запнуться.
— … ты не можешь убиваться по американцу, который и слезинки твоей не стоит. Он поступил ужасно — это факт. Ну, а ты будь выше его подлости: забудь, будто для тебя его подлость не больше, чем укус комара. Да, чешется поначалу, но если не трогать, то исчезнет без следа.
Покосилась на Людовику и против воли улыбнулась. Она зацепилась за эту улыбку: