— Вы разводитесь?
— Сплюнь! — вскрикнула она и сама же сплюнула, вызывая мою громкую смешку. — Развода не будет, но жить в квартире он планирует со шлюхой и её отпрыском!
Глаза пташки выпрыгнули из орбит, а брови затерялись на затылке, и я успел пожалеть, что нажал на громкую связь. Выслушивать яд женщины, которая по шутке Судьбы являлась моей матерью, неподготовленному человеку строго запрещено. Особенно такой одомашненной пташке, как Бьянка.
— Меня-то ты для чего держишь в курсе?
— Ты вообще слушаешь, Гэйб? Я против деревни! Мне необходима цивилизация, люди, живое общение! Как мои подружки добираться до меня будут?
Не удержался от смеха и пятернёй забрал выбившиеся локоны волос назад:
— Твои подружки в принципе с трудом передвигаются.
— Хамло!
Заметил, как Бьянка поёрзала на сидении, явно чувствуя себя неудобно при таком…специфическом разговоре любящей матери и сына, поэтому я поспешил закончить цирк:
— Давай сразу к делу. Зачем мне позвонила?
— Придумай что-нибудь! Подыщи мне квартиру, я не знаю… Ты же не можешь меня бросить на произвол судьбы!
Не могу ли я бросить мать в трёхэтажном коттедже с видом на незабываемые виды природы, с бассейном и прочими элементами беспечной жизни? Конечно, мог. Настолько я ужасный сын.
— Слуша-а-а-й, — многозначительно начал и осёкся, перехватив янтарный взгляд. Решение само собой всплыло в голове, и я ощутил, как губы расплылись в улыбке:
— Представляешь, мам, придумал. Могу предложить свою квартиру в центре Нью-Йорка. Я всё равно собирался её продавать.
Девушка в нескрываемом удивлении сложила губы в негромкое «о-о-о», и это было самое сексуальное, что я видел за последнее время.
— Ширпотреб предлагаешь родной матери?
Последняя капля. Отключил громкую связь, чтобы более Бьянка не выслушивала гадости полоумной женщины, и процедил:
— Я уговаривать не собираюсь, ясно? И лучше вариант не предложу! Если не согласна, то езжай в деревню, и, ради всего Святого, перестань ебать мне мозг. Если согласна, дай знать в течение дня.
Сбросил вызов и, переведя дыхание, посмотрел на притихшую девушку.
— Ну, как слышала, ничего серьёзного у неё не случилось.
Бьянка в нескрываемом ужасе покачала головой и, прижав ладони к пылающим щекам, прошептала:
— Извини, что уговорила на разговор… Чёрт, мне так жаль…
Её чёрные густые брови забавным образом сложились «домиком», её янтарные глаза казались до невозможного объёмными, а пухлые губы подрагивали то ли от невысказанных слов сожаления, то ли от приближающихся рыданий.
Она выглядела настоящей в своих неподдельных эмоциях. Она была красива.
Забывшись, наклонился к девушке и обхватил ладонью её затылок, пальцами зарывшись в каштановые волосы. Вишня.
Горькая из-за расставания.
Сладкая из-за долгожданного поцелуя.
Прикоснулся губами к полным губам девушки и мысленно взвыл. Громко. До хрипоты. Пределом стали ответные действия, которыми тонкие руки обвили мою шею и притянули ближе.
Почувствовал, как в области паха болезненно заныло, и углубил поцелуй, прорываясь языком в нежный рот. Ласкал её ловкий язычок, изучал каждый миллиметр, как впервые, и проглатывал каждый стон, подаренный безудержной девушкой.
Не выдержал — положил ладонь на девичье колено и пробрался выше под ткань, пока не нащупал кружевной лоскуток.
Трах наших языков набирал обороты, и я уже не скрывал своего дикого желания: вдалбливался языком по самые гланды, как мог бы вдалбливаться в девушку, доводя её до громких оргазмов.
— Чёрт, Гэбриел! — прохрипела она, когда я оторвался от её губ и поцелуями покрыл шею и вниз к ключице. — Чёрт! Чёрт!
Осторожно, с особой лаской, контрастирующей с буйством языков, поглаживал девушку через ткань её кружевных трусиков. Такая мокрая. Такая гостеприимная. Такая желанная.
— Гэбриел… Ох-х-х, Гэйб, мы же на виду! Чёрт, я же опаздываю!
Усилил амплитуду круговых движений пальцами, отчего девушка скрестила ноги и задрожала. Горячо и влажно. Неустанно терзал лепестки и зашипел, когда её ладонь легла на мою эрекцию и задвигалась вверх-вниз.
Трение плотной ткани джинс, тонкие пальчики и долгое воздержание сделали своё дело — я заглушил протяжный стон поцелуем, ощущая женскую «пульсацию» на своих пальцах, и как налитый член извергался спермой прямо в штаны.
Уткнулся лицом в девичью ключицу и попытался восстановить дыхание, свободной от объятия рукой поправляя задравшееся платье на коленях девушки.
Сложно признаваться в своих слабостях, но я решился. Посмотрел на раскрасневшуюся пташку, в глазах которой сверкал яркий фейерверк эмоций, и признался:
— Я скучал, Бьянка, — провёл пальцами по распухшим губам. — Сто раз проклял себя за то утро, когда оставил тебя.
— Я выбежала на улицу, но ты уже уехал.
— Хотел вернуться… Чёрт, уговорил себя не делать этого.
Бьянка прикрыла глаза:
— Я плакала на крыльце и ждала пять часов, надеясь, что ты вернёшься.
— Прости меня, — тихо-тихо пробормотал, но не от того, что раскаяние было фальшивым. Напротив, я впервые раскаивался в чём-то так сильно. Я впервые просил прощение и от этого чувствовал неловкость. Смущение?
Девушка приоткрыла глаза, внимательно всматриваясь в мои глаза, и тёплая улыбка озарила её лицо. С готовностью поцеловал улыбку, от одного краешка до другого краешка, провёл языком по «галке» над губой, вызывая тихое фырканье.
А после отпустил, разумеется, на время съёмок. Смотрел в след выпорхнувшей из автомобиля пташке и понимал, что мои слова про «нужно время», «может, нам не по пути», «помутнение рассудка», — брехня.
Сегодня отвезу мисс Бесьяно в Нью-Йорк. И всё.
Больше не отпущу.