— Папа, пожалуйста! — положила ладони на его плечи, но тут же отдёрнула, будто их ошпарили кипятком до неутешительной степени ожога.
— Ты хоть знаешь, с кем связалась? — взъелся отец, даже не посмотрев на меня — вся ярость обращена на Гэбриела. Господи, как же стыдно перед ним!
— Эта паскуда чуть не кинула меня на большие бабки! Полгода кормила фальшивыми документами! — глаза сощурились, и я обернулась на сталкера, чтобы увидеть на его губах улыбку. — Ты смеешь смотреть мне глаза и лыбиться? Тебе смелости хватило прийти в мой дом, прикоснуться к моей дочери!
Прикрыла глаза, чувствуя приступы паники, и жалобно взмолилась:
— Папа…
— Быстро в машину! — рявкнул отец и вновь устремил внимание на сталкера. — Чтобы завтра тебя не было в стране, понял? Даю сутки! Ослушаешься — будешь пенять на себя!
— Прошу прощения, мистер Бесьяно, но я буду вынужден вас ослушаться.
— Ты кого из себя строишь, сукин ты сын? — взъелся отец, и я не выдержала, потому что не привыкла видеть отца на грани. Он всегда разговаривал в рамках приличия и то, что происходило сейчас — вызывало во мне неподдельный шок. Попыталась возразить отцу, встать на защиту Гэбриела, который, несмотря на кучу свалившегося дерьма, держался достойно, чего нельзя было сказать о моём отце. Однако последний не дал шанса открыть рот:
— Крылья отрастил, чтобы к дочери моей подобраться? Я же тебя насквозь вижу! И его ты называла порядочным? — обратился ко мне отец, и я скованно кивнула, чем заслужила хлёсткий удар отцовского взгляда. — За свою дочь на куски порву, понял? Не укатишь из страны — порву!
Гэбриел кивнул, но явно не в качестве согласия, а скорее, как опытный психолог мог кивать, выслушивая бредни своего клиента:
— Крыльев нет, мистер Бесьяно, но веду себя намного порядочнее, чем вы. Давайте не будем обострять конфликт, хотя бы не на улице? И, наконец, посмотрите на Бьянку. Говорите, что порвёте за неё? Но плачет она явно не из-за меня.
Прижала ладони к щекам и в удивлении уставилась на влажные пальцы. Я плакала. Я действительно плакала, даже не замечая, как слёзы выкатывались из глаз, проделывали влажную дорожку по щекам и разбивались о носки туфель.
Отец перехватил мой лихорадочно бегающий взгляд и кивнул в сторону автомобиля, из которого вышел шофёр. Он не просто шофёр, и по его габаритам стало очевидно, что достаточно одного взгляда от босса, чтобы он быстро переключился с любителя машин на профессионала боевых искусств.
Быстро приблизилась к отцу и перехватила его руки, не давая шанса дать тот самый знак, которого боялась всем сердцем:
— Папа, пожалуйста, поехали домой! — прошептала, утягивая к автомобилю, но он не двигался. — Я тебе всё объясню! Пожалуйста, поехали!
— Ты видела себя? — подивился отец, внимательно рассматривая моё лицо. — Ты волнуешься за этого мудака?
Посмотрела на Гэбриела, который невозмутимо выслушивал все оскорбления, упрятав руки в карманы брюк, и не с первой попытки произнесла:
— Да, я волнуюсь за этого Мудака, — прохрипела и смахнула пальцами слёзы с ресниц. — Потому что я люблю этого Мудака, пап.
В меня впились два хмурых взгляда, и как бы не хотелось посмотреть на Гэбриела, я не думала отводить глаз от окаменевшего отца. Да, не самый лучший момент для признания в любви, но возможно именно это признание остановит яд, сочившийся из папы.
— Мы уходим, — прогремел его голос, и точно в насмешку солнце заволокло облаками, предвещая скорую непогоду.
Пальцы сомкнулись на моём локте и потянули в сторону автомобиля, но я сама не думала отставать, надеясь, что буря миновала. Оглянулась на Гэбриела и попыталась взглядом передать всё то сожаление, что скопилось в моей душе. Мне искренне жаль. И мне стыдно за оскорбления, которые сталкер не заслужил.
Он улыбнулся, и на сердце тотчас отлегло.
Я забралась на заднее пассажирское кресло и к своему изумлению наблюдала, как отец не присоединился ко мне, а предпочёл место рядом с водителем. Наблюдала, как межсалонная перегородка пришла в движение и за считанные секунды скрыла от меня затылок водителя и отца. Возможно, оно и к лучшему.
Сползла вниз по кожаному сиденью, чувствуя себя так, словно побывала в нокауте, и уставилась на свои подрагивающие пальцы рук. Старалась побороть трясучку, но безуспешно. Несмотря на перегородку, я чувствовала гнев отца сквозь барьеры, и лихорадочно продумывала свои дальнейшие действия. Что ему сказать? Как вразумить? Я не знала.
Вздрогнула от внезапной вибрации мобильного телефона и просмотрела полученное сообщение. Улыбка расползлась по губам, и я не смогла побороть счастливый смех, заглушив его ладонью.
«Я тоже люблю тебя, пташка», — гласило сообщение, что стало для меня глотком свежего воздуха. До этого момента я не дышала, а сейчас познала всю прелесть этого необходимого процесса. Каждый вдох и каждый выдох ещё никогда не давался с такой лёгкостью, ещё никогда не вызывал такой приятной дрожи в животе, будоража окапавшихся бабочек.
Бабочки счастливо закружились, крыльями щекоча моё неугомонное сердце, и я уже не мыслила себя без этих приятных ощущений.