— Значит, он — герой? — с усмешкой предположил отец. — Рыцарь на белом коне?
— Он поступил, как настоящий мужчина! — раздражение вспыхнуло в грудной клетке от пренебрежения, с которым отзывался отец о сталкере.
— Настоящий мужчина, — задумчиво протянул он и с неожиданной резкостью отбросил карандаш на стол, отчего я испуганно вздрогнула. — Этот, чёрт его дери, настоящий мужчина в своём притоне нюхает кокс, сбывает наркоту и спонсирует оргии!
Поджала губы, сдерживая рвущиеся наружу протесты, и почувствовала, как болезненно «заныли» десна. Настолько сильно сжала челюсть, отчего зубы норовили превратиться в крошку.
— Ты хоть что-нибудь знаешь о нём? Хоть что-нибудь?
— Я знаю достаточно, — пробормотала, не поднимая глаз на отца, взамен чувствуя на себе его буровящее внимание:
— Ну-ка… — подогнал отец издевательским тоном, отчего обида с новой силой разыгралась в грудной клетке:
— Я знаю, что он владеет ночным клубом в Нью-Йорке, — лихорадочно припоминала известные мне факты, ощущая скручивающее волнение, будто сидела не в кабинете отца, а на сложном экзамене. — Ещё мне известно, что вы были партнёрами.
Услышала громкое фырканье:
— Интересно, Бьянка. Очень интересно! Что ещё?
— У Гэбриела большие проблемы с бизнесом, и он вынужден был покинуть Штаты.
— Вот же бедолага!
Промолчала, поджимая губы до их беления, и старалась не хмуриться от голоса отца, децибелы которого с каждой секундой увеличивались:
— А тебе известно, что ночной клуб этого…кхм, Гэбриела — площадка для сбыта наркотиков?
Скованно кивнула.
— Тебе известно, что он не только барыга, но и сутенёр?
Мои пальцы сжались в кулак, но блага под дубовым столом отец не мог видеть порыва. Очередной кивок.
— И он рассказал тебе о подставной невесте, которую использовал, чтобы ближе подобраться ко мне? — не дожидаясь ещё одного согласного кивка, ударил кулаком по столу. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Подпрыгнула на месте от внезапного ора и затравленно уставилась на отца:
— Гэбриел мне всё рассказал, — сбивчиво проговорила. — Но, папа, его подставили.
Не дожидаясь, когда он снова начнёт поносить сталкера, поспешно продолжила:
— Конкуренты узнали о вашем сотрудничестве и нашли способ очернить Гэбриела. Больше всего он хотел открыть филиалы в Европы и не стал бы рисковать репутацией клуба. Гэбриел очень дорожит им.
Отец в нескрываемом изумлении смотрел на меня:
— Бьянка, неужели ты веришь в эту ересь?
Поколебавшись, всё-таки кивнула:
— Я его за язык не тянула, пап. Он сам мне всё рассказал, как только узнал, что я твоя дочь.
Громкий смех сотряс стены кабинета, и я поморщилась:
— Будто бы он не знал! Конечно! Бьянка, пожалуйста, не разочаровывай меня! Я всегда думал, что ты разумная девушка!
Неприятный намёк кольнул в самое сердце, и я прищурилась:
— Я и есть разумная девушка, папа. И я не привыкла верить слухам и жёлтой прессе, которой кишит Интернет!
Отец резко поднялся из-за стола, заставляя напрячься всем телом. Захотелось прильнуть к спинке кресла и максимально слиться с кожаным материалом, однако заставила себя не двинуться с места. Ни один мускул на лице не дрогнул, когда отец обошёл стол и склонился надо мной:
— Меня ты за идиота держишь? Я тридцать лет варюсь в этом котле! Таких ублюдков, как Норман, я видел тысячами и ни в одном не ошибся!
— Я понимаю, просто…
— Ни черта ты не понимаешь! — рявкнул отец, и я прикрыла глаза. — На Нормана столько материала, такой объём доказательной базы, что он давно должен гнить за решёткой! Знаешь, почему не гниёт? Потому что мир продажный! Он вбухал всё своё состояние, чтобы остаться безнаказанным, и примчался в Италию — навёрстывать утерянные возможности!
Упорно молчала, ощущая, как из внешнего уголка глаз медленно скатывались слёзы. Чёрт! Я не хотела плакать, но злой рык отца, подобно острому ножу, причинял боль с особой жестокостью.
— Ты не задумывалась, почему он выбрал именно Италию? Столько в мире стран, чтобы переждать бурю, а он именно в Италию, в Неаполь, зная, что я здесь проживаю! Не задумывалась? Бьянка, включи, наконец, критическое мышление!
Открыла глаза и вздрогнула, встретившись с чёрными от злости глазами родителя. Настолько чёрными, что видела собственное отражение: красное от стыда лицо и влажные подтёки чёрной туши. Шмыгнула носом и дрожащими пальцами растёрла скопившуюся влажность над верхней губой, ощущая, как сильно противоречивые мысли колотили мою голову.
Гэбриелу не понравился Неаполь. Он не остался в восторге от припортового города и его тошнит от морепродуктов.
Почувствовала, как ладонь отца прижалась к моей щеке, и следом его лоб соприкоснулся с моим. Чёрный взгляд немного прояснился, отчего моё отражение помутнело.
— Так, больно, — проговорил отец и поцеловал в лоб. — Меньше всего я хочу видеть, как ты плачешь, Бьянка. Но пусть это послужит нам уроком на будущее.
Отец отстранился, а я неотрывно наблюдала за его статностью и величием, с которым он прошёл к двери:
— Прости старика, который допустил твоё участие в этих грязных играх. Обещаю, этот подонок исчезнет и больше не потревожит нашу семью.
«Привет, как настроение?», — вспомнила свой до жути наигранный голос, на который мужчина даже не обернулся. Он продолжал сверлить взглядом поверхность барной стойки, но стоило мне приблизиться на шаг, резко отчеканил: «Неинтересно!» Ему было всё равно, и если бы я не поддалась на провокации пьяного языка, то мы бы не познакомились. Никогда.
Отец открыл дверь и улыбнулся:
— Жан приготовил ужин. Пойдём?
Поднялась на ноги и, чувствуя слабость во всём теле, едва ли устояла на своих двоих. Угол дубового стола помог удержать равновесие, и болезненный укол в бедро отрезвил. Вынырнула из воспоминаний и приблизилась к отцу, до конца не прогнав образ сталкера, застывший перед глазами.
— Папа, помнишь, что я сегодня сказала? Я люблю Гэбриела, верю ему и не хочу, чтобы он исчезал из моей жизни! — вышла из кабинета и, почуяв вкусный запах приготовленных блюд, добавила. — Ужинайте без меня. Я обещала Фелисе заказать суши.
На ватных ногах передвигалась по коридору, желая об одном — очутиться в своей комнате, забраться под одеяло и отключиться от внешнего мира. Однако контрольный выстрел отца, направленный мне в спину, не позволил выдохнуть с облегчением:
— Твоё признание в любви к этому подонку позорит нашу семью!
Скривила лицо, ощущая болезненные импульсы в затылке, но не остановилась. Закрывшись в комнате, позволила себе придаться самобичеванию и разреветься.