В море буксир обрубил канат.
Не успел он отойти и на пятьсот шагов, как баржа взорвалась. Жёлтый огненный гриб вырос над водой.
Когда он погас, баржи не было...
Гуссейн целый месяц пролежал в больнице.
Спина и грудь его были покрыты волдырями, а пальцы были все в ранах. Тяжёлый канат, когда он вязал его, в кровь разодрал руки...
Вот каким оказался самый лучший узел Гуссейна — крепким, безотказным.
Но это был злой узел.
Капитан «Доротеи»
Капитан Минаев был угрюмый старик.
Другим капитанам везло. Они служили на сверкающих краской и медью паровых гигантах, командовали дизель-электроходами, пересекали ледяные просторы Арктики.
Минаев всю жизнь проплавал на старом маленьком пароходике со смешным названием «Доротея».
Пароходик ходил по заливу между Ленинградом и Кронштадтом и был кривоносый, с тонкой, как макаронина, трубой.
А теперь шла война. Это она вытащила старый пароход из залива, заставила пройти всё море и нынче гнала обратно в Ленинград.
Корабли отступали. Они шли, как усталые солдаты, цепочкой, один за другим.
Самым большим среди кораблей был «Восток». Он вёз раненых. В его каютах и трюмах одна на другой стояли зелёные больничные койки, а во весь борт — от воды до палубы — тревожно алел санитарный крест.
Самой маленькой была «Доротея». Гружённая фанерой, мукой и пробкой, она шла неподалёку от плавучего госпиталя, то и дело отставая от него.
— Эй, на пробковой фабрике! Мукомолы! — кричал с мостика капитан «Востока». — Плетётесь как черепаха. Взять на буксир?
— Обойдёмся! — бурчал обиженный Минаев и в который раз принимался ругать механика и кочегаров.
Он понимал: для парохода и для него этот рейс был последним. В Ленинграде «Доротею» ждал причал для идущих на слом кораблей, а его больница. Сердце капитана уже никуда не годилось.
«Для этой войны мы оба слишком стары! — часто думал он. — И «Доротея», и я… Тяжело: одни мины чего стоят!»
Да, хуже всего были мины.
Фашистские самолёты забросали ими всё море. Мины лежали на дне молчаливые чёрно-зелёные снаряды.
Внутри их прятались магнитные стрелки. Стоило железной громаде парохода пройти над миной, как стрелка поворачивалась, включала ток и оглушительный взрыв раскалывал воду. Чем тяжелее был корабль или чем больше железа было в его трюмах, тем скорее взлетал он на воздух.
Маленькой, лёгкой «Доротее» мины были не особенно страшны.
«Ох, если этот наскочит!» — думал Минаев, поглядывая на огромный «Восток».
Вдоль борта плавучего госпиталя стеной стояли фигурки в белых халатах. Когда «Доротея» подходила поближе, над палубой поднимался целый лес рук. Раненые считали маленький корабль своим товарищем: ему тоже приходилось туго.
Когда корабли пришли в Таллин, «Восток» и «Доротея» стали рядом.
Капитаны встретились на причале.
— Не сердись, Минаич, — сказал капитан «Востока». — Про пробковую фабрику и мукомолов это я так — шутя. А вот машина у тебя тянет плохо. Дойдёшь ли?
— Дойду… Тебе тоже достаётся. Если будут самолёты, ты как?
— От бомб? Отверну.
— А мины?
На этот вопрос капитан «Востока» ничего не ответил. Действительно, если пароход начнёт тонуть, как спасти тысячу раненых, половина из которых не может ни ходить, ни плавать?
В глубокой задумчивости Минаев простился с ним.
А через час на «Доротее» закипела работа. Из трюмов тюками выбрасывали пробку, выгружали муку и фанеру. Вместо них грузили железные болванки, рельсы, колёса, сыпали ящиками гвозди. На палубу рядами укладывали якорные цепи.
Когда погрузка закончилась, Минаев собрал команду.
— Ночью «Доротея» пойдёт впереди «Востока», — медленно начал он. Сегодня, как никогда, у него болело сердце. — Если на пути попадётся мина, нам конец: слишком много на корабле железа. Но мина достанется нам, а не ему, — капитан ткнул пальцем в сторону плавучего госпиталя. — Кто хочет идти в рейс — два шага вперёд!
В строю стояло четырнадцать человек. Одиннадцать шагнули вперёд, трое остались на месте. Собрав вещи, они ушли.
Когда караван вышел в море, «Доротея» стала впереди «Востока» и, густо дымя трубой-макарониной, начала прокладывать ему путь.
Она шла, тяжело осев под грузом железа в воду. Чуткие магнитные стрелки, которые раньше не замечали её приближения, теперь уже издалека начинали покачиваться на тонких осях.