— Хорошо.
— Что? — я не поверил своим ушам.
— Хорошо. Ты получишь то, что хочешь, если дашь слово.
— О том, что я отпущу тех, кто останется?
Ворон мрачно кивнул.
— Ты в любом случае сдохнешь, — напомнил я.
— Мой народ будет жить, сиинтри.
— В рабстве у моего народа, ворон.
— Если ты вправду способен исцелять от пустоты, пусть так. Это справедливая плата, — ещё больше огорошил меня глава ворон.
— Вы считали нас безмозглой пищей, когда наш народ назвал вас братьями в Небесном Городе. Почему ты решил, что я стану спасать предателей, ударивших в спину?
— Ты говоришь… об очень далёких событиях, о которых ничего не знаешь, бельчонок.
— Я говорю, как наследник Небесного Короля и королевы Леандарк’сиин, если тебе о чём-то говорят эти имена.
Последовала долгая пауза. Ворон изучающе смотрел на меня, и я ответил ему тем же, не отведя взгляд. Лилово-чёрные глаза пустотника, покрытые чёрными пятнами.
— Я помню безумного короля… Как же давно это было. Тогда я признаю, что ты в своём праве… небелка, — ворон вдруг усмехнулся. — Подумать только, я едва не съел тари…
— Сколько же тебе лет… и скольких сиинтри ты сожрал?
— Много и многих. Я не буду просить прощения — что сделано, то сделано. Мой народ выжил. Твой — тоже. По крайней мере, один из твоих народов. Когда ты проживёшь две с лишним тысячи лет, ты поймёшь меня.
— Значит, чтобы ты почувствовал то же, что чувствую я, мне нужно казнить у тебя на глазах всех твоих сородичей?
— Ты не сделаешь этого. Ты дал слово.
— Поверь, есть тысячи способов его обойти.
— Значит, так тому и быть, и мы потеряли свой шанс, когда последний сорамин стал пустотником. В любом случае, я сделал то, что мог. У меня не было других решений.
— И это всё, что ты можешь сказать, зная о том, что твой народ обречён из-за вашего же удара в спину союзника?
— Остальные этого не помнят. Они родились уже после Последнего Оплота. Решение было принято мной. Другого способа замедлить обращение в порождение пустоты я не знаю. Однажды ты поймёшь, что иногда лидеру приходится принимать и такие решения. А теперь… если это успокоит твою душу, я дам тебе бой.
Ситуация мне почему-то не нравилась. Вроде бы я победил, но как-то неправильно. Привкус у победы был каким-то… кислым. Зачем было похищать моих сородичей? Зачем было приходить сюда с таким пафосом и с кучей мехов, чтобы… просто сдаться?
Это же ловушка. Наверняка какая-то хитрая ловушка. Но я ума не приложу, в чём она заключается. Он ведь действительно живым отсюда не уйдёт, никак. С Многоцветьем я могу побеждать существ во много раз сильнее меня. Всё учтено. Мы и количественно и качественно сильнее. Мы защищены от пустоты, их главного козыря. Я не вижу ни одной уязвимой точки в своём плане.
В чём я не прав?
Что я упускаю из вида?
Или… я просто стал настолько силён?
— Ты сдохнешь, а затем я прослежу, чтобы каждый ворон сполна вернул долг перед сиинтри. А напоследок скажу, что лекарство от пустоты действительно есть. Вы могли бы быть спасены, если бы остались другом, а не… хозяином сиин.
— Нет, белка с кошачьей кровью, — усмехнулся безумный ворон. — Тогда бы мы превратились в монстров и вырезали бы всех сиин до последнего, а затем сожрали бы друг друга, оставив лишь несколько новых принцев безумия. Но хватит слов. Возможно, я просто избавлю мир от одного наглого выскочки, а затем за тебя ответят твои сородичи.
Это была откровенная провокация. И не поддаться на неё я не мог по той же причине — меня сейчас слышал весь город. Ворон открыто сказал, что если победит меня, сполна отыграется на других.
Но учитывая всё сказанное до этого, я всё равно видел даже в этой открытой провокации лишь часть разыгрываемой сцены.
Мерцанием я оказался рядом с Вороном и сходу ударил артефактным рейлин.
Китара всколыхнула воздух — враг ушёл своей версией пустотного мерцания, а механизмы снова пришли в движение.
Гверфам и кристаллидам идея ворон вмешаться в схватку по душе не пришлась, и затихший было бой снова возобновился. Но наверное, иначе Патриарх сорамин не мог — ближайшие к нему механизмы ринулись на меня, словно единый живой организм. Каждый медный бот дополнял другой.
На меня посыпался град ударов, но запредельная ловкость позволяла видеть их будто в замедленном времени. Я видел каждый замах и легко уходил, успевая ещё и контратаковать.
Китаровый диск легко пробивал и энергетическую эфирную броню, и медь.