И все же, Руффус снова поймал себя на том, как легко и непринужденно он прожил последние несколько месяцев. Сколь немногими вопросами он отягощал свой ум, тогда как по Серроусу было видно, что он тщательно пытался все обдумать, и теперь, когда у младшего брата только возникают какие-либо вопросы, выясняется, что у старшего — уже давно готовы на них ответы. Крайне неприятным было обнаружить, что он воспринимал все так поверхностно и просто позволял себе плыть по течению.
— Тогда до завтра? — сказал Руффус, глядя на проступившие уже на небе звезды и осознавая, что не знает, что бы еще сказать.
— Хорошо, — ответил брат, вставая от тлеющего уже костерка. — Давай, наверное, встретимся на вершине того холма, что к западу от наших лагерей?
— Да, — как-то уж совсем отстранено, словно и не о нем шла речь, согласился принц. — Когда?
— Сразу после рассвета. Чего уж оттягивать неизбежное. Только душу травить.
— Один на один?
— Разумеется, — с удивлением, чуть ли не вздрогнув, ответил Серроус.
Они подошли поближе и крепко обнялись, и Руффус неожиданно обнаружил всякое отсутствие фальши в этих объятиях, хотя ощущение нереальности происходящего навязчиво его преследовало. Они разомкнули руки и как-то отчужденно отстранились друг от друга, словно порвалась последняя нить, связывавшая их, позволявшая им называть себя братьями. Молча они начали расходиться, и казалось, что ничего уже между ними не может быть, но в самый последний момент Серроус, уже поставивший ногу в стремя, развернулся.
— Руффус!
— Да, — он даже дернулся от этого окрика, столько в нем было недосказанного, неразделенной боли. Они посмотрели еще раз друг другу в глаза, но так и не могли сказать всего того, что хотели.
— Я хотел тебя попросить о двух вещах, — сказал Серроус, но чувствовалось, что он собирается произнести не совсем то, что хотел бы.
— Да, — Руффус так и не смог найти других слов.
— Попроси за меня прощения у Валерия, — он опустил глаза, а голос его звучал непривычно робко. — Я тогда был каким-то одержимым. Сейчас бы я не позволил Селмению подобных вольностей, но, все равно, я виноват перед чародеем. Пусть он, если не простит, то хотя бы попробует понять меня.
— Да, конечно. Я передам, — не к месту и не ко времени сухо произнес Руффус.
— И еще, — Серроус замялся, но заставив себя произнести следующие слова, продолжал уже как бы с облегчением, — если ты победишь — позаботься об Аделле. Она… — в глазах Серроуса появилась даже какая-то затравленность и дикая, ничем не прикрытая боль. Руффус никогда еще не видел своего брата таким беззащитным, да и увидит ли когда еще, — ни в чем не виновата и, к тому же, она в…
Слова ушли от него, но Руффус продолжил сам:
— Да, я знаю, — и тут принц почувствовал прилив стыда от признания того, что подглядывал. — Я видел с помощью Ока мира.
— Да, она — беременна, — не обращая внимания на признание брата продолжил Серроус. — Позаботься о ней.
— Обязательно, — истово, может даже слишком, ответил Руффус и понял, что на этот раз уж точно все. Больше они не смогут друг другу и слова сказать. Он отвернулся, чтобы спрятать от Серроуса наворачивающиеся на глаза слезы, и попытался вдохнуть поглубже обжигающий холодом воздух. Голова немного закружилась, но когда он справился с собой и вновь повернулся, то увидел лишь неясный в глубоких сумерках, удаляющийся силуэт всадника. Все. Осталось только сделать то, что предопределено. В любом случае, брата у него уже нет.
Рассеянно подобрал он с земли бочонок с подаренным гномом пивом и, не обращая внимания на то, как тут же примерз к руке холодный железный обод, побрел прочь, более не оглядываясь. Где-то невдалеке Серроуса, по всей видимости, поджидали вечно следующие за ним телохранители, но все это уже казалось чем-то неинтересным, незначительным, лишним.
Когда Руффус уже спускался по склону холма, в голове его раздался озабоченный голос, почти крик, и принц поймал себя на том, что успел соскучиться по нему.
«Что же вы там так долго делали?»
«Можешь и сам посмотреть — это у меня в голове, — отстранено заметил Руффус и продолжил неожиданно пришедшим на ум вопросом. — А где ты был все то время, что я провел у столба?»
«Хотел бы я ответить на твой вопрос. Могу сказать лишь то, что чувство времени у меня не пропало, но где это было и как — не знаю».
«Жаль, — он чувствовал, что произносит слова, не особенно задумываясь над их смыслом, — а то интересно было. И как тебе там?»
«Здесь лучше».