И вот однажды в таком раздрае, в мыслях о Москве Юла села на велосипед и покатила прочь от знакомого кафе. До первого парковочного столбика. Как они со столбиком встретились, Юла так и не поняла. Она буквально на секунду отвлеклась, чтобы вытащить прядь волос, попавшую в замок велосипедного шлема, — и вот уже летит навстречу асфальту.
Ударилась она несильно: стерла ладонь и содрала коленку. Но все это как-то наложилось на мысли о Москве, о Ромке, о Волкове, о котором она думала приблизительно все время, поэтому Юла, вскочив, подхватила велосипед с желанием швырнуть его к чертовой матери об асфальт. Да только не учла его вес. Велосипед получилось разве что чуть-чуть приподнять, и от того, что он упал, жалобно звякнув сигналом, Юла не получила никакого удовлетворения.
— Are you o’key? — раздался рядом встревоженный голос.
— Absolutely not, — огрызнулась Юла и принялась поднимать велосипед с земли.
— May I help you? Give you some water?
Юла хотела послать помогальщика подальше, но он деловито оттеснил ее от велосипеда, поднял его, поставил на подножку, а потом протянул бутылку воды. И улыбнулся. Кажется, на это она и купилась.
За последовавшие за ее падением пять минут Юла узнала, что его зовут Ксавьер, у него три младшие сестры, его родители когда-то перебрались в Калифорнию из Мексики в поисках лучшей доли, а сам он родился здесь. Его отец работает в порту, мать занимается детьми, а сам Ксавьер работает вот в этом самом кафе и очень радуется, когда Юла заглядывает к ним перекусить. И очень огорчается от того, что она всегда садится не за его столик. И он даже пару раз менялся с Хулией столиками, но именно в те дни Юла не приходила. А поменять столик во время смены им не разрешает хозяин.
Юла слушала этот поток информации, силясь разобрать его специфический акцент, и не понимала, почему она до сих пор не уехала, почему стоит здесь, пьет предложенную воду и слушает биографию человека, которого видит первый раз в жизни. А еще почему у нее не срабатывает сигнал тревоги в голове от того, что, оказывается, он за ней уже какое-то время наблюдает. Может быть, потому, что он улыбался? Единственный человек в этом огромном городе искренне ей улыбался.
Так у велопрогулок Юлы появился смысл. Ксавьер был похож на борца за мексиканскую независимость с гравюр, которые она видела в Сети. По приезду в Сан-Диего у Юлы случился краткосрочный порыв познакомиться с историей города и найти себе какое-нибудь занятие. Занятие так и не нашлось, но на пару дней она погрузилась в изучение сайтов, посвященных мексиканской войне за независимость. И так вышло, что в ее голове сложился свой собственный образ Ксавьера — как борца за свободу и права угнетенных коренных народов. Пусть это совершенно не сочеталось с его биографией, в которой он обслуживал этих самых угнетателей с утра до вечера, да и его отец вполне был доволен своей работой охранника в порту, но было в нем что-то дерзкое, свободное. Что-то о бескрайних просторах и духе авантюризма. Этим он напоминал ей Дэна и других ребят-стритрейсеров, с которыми Юла какое-то время тусила в Москве.
Из той компании ее выдернул отец. Юла дала слово, что больше не будет с ними видеться, и слово это сдержала. Но не потому, что была такой уж высокоморальной, а потому, что испугалась. Скорость и орущая из динамиков музыка — это круто. А еще адреналин, ветер и счастливый смех ребят. Но однажды это сменилось визгом тормозов, руганью и криком боли. Юла тогда была за рулем. Ей казалось, что все под контролем, но мокрый асфальт решил по-своему. К счастью, никто серьезно не пострадал. Дэн отделался переломом руки и разбитой машиной, и отец, по-видимому, дал ему денег. Во всяком случае, когда Юла набралась храбрости, чтобы написать, что она больше не будет к ним приходить, он только обрадовался и сказал, что им лишние проблемы не нужны.
Да, Юла всегда была проблемой. Для всех. Даже для отбитых на всю голову стритрейсеров, которые без конца спорили друг с другом, с дорогой и с законами физики.