С Ксавьером все обстояло иначе. Он был веселым, много болтал и не видел в Юле проблему. У него было только одно условие — не приходить к нему на работу, потому что у него все будет сыпаться из рук. Она обещала. Даже сменила маршрут и кафе для перекусов. Встречались они в его свободное время. Иногда утром. Иногда вечерами.
На какое-то время Юла почувствовала интерес к жизни. Теперь она гуляла не только в Парке Бальбоа, но и в порту. Они катались на катере и квадроциклах, и все это в обход официальных путей. В какой-то момент в их прогулках стали появляться его друзья, которые открывали запертые калитки дорогих домовладений, приглашали к себе в гости.
Случившееся в Москве не перестало беспокоить, нет. Но Юла, кажется, снова начала доверять. У Ксавьера была очень искренняя улыбка и порывистые жесты. Он никогда не прикасался к Юле, не спрашивал, где она живет, чем занимается. Будто она существовала вне времени и пространства. И вскоре Юла самой себе стала казаться девочкой-призраком. Ночью и утром ее не было, а потом она садилась на велосипед, и чем ближе становился Парк Бальбоа, тем ярче проступала Юла в этом мире в своей мешковатой футболке и широких штанах. Пожалуй, так она бы могла жить долго и даже, наверное, нашла бы себе однажды какое-нибудь занятие, чтобы проявляться еще и в другое время, а не только в присутствии Ксавьера, — возможно, пошла бы учиться. Только не в пафосный и престижный колледж, в котором наверняка пожелал бы увидеть ее отец. А куда-то… Изучать живопись, например. Или архитектуру. Потому что ее поразило уникальное смешение мексиканской и испанской архитектуры Бальбоа-парка. Юла пыталась поделиться своим восторгом с Ксавьером. Он слушал, улыбался, а ей, кажется, не хватало словарного запаса, чтобы объяснить, что она чувствует себя так, будто очутилась в начале девятнадцатого века. И даже дети, бегающие туда-сюда по живописным дорожкам, ее не раздражают. В девятнадцатом веке они наверняка так же бегали и так же галдели.
А потом ее «новая мамочка» заявила:
— Мы с твоим отцом не для того забирали тебя из Москвы, чтобы ты связалась с дурной компанией здесь.
Отец, как ни странно, присутствовал при этом разговоре. Сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрел мимо Юлы. Наверное, на журнальный столик, куда Лизонька поставила блюдо с любовно нарезанными фруктами, или на экран планшета, где крупным планом была запечатлена Юла рядом с Ксавьером.
— Вы следите за мной? — просипела тогда Юла, не до конца веря в происходящее.
Папа ничего не ответил, а вот «мамочка» улыбнулась приторно-ласково.
— Ну мы же не хотим, чтобы ты попала в плохую историю. Тут полно сброда, который валит из Мексики без остановки.
— Ксавьер родился здесь, — сказала Юла.
— Где «здесь»?
— В Калифорнии.
— Ксавьер Веласкес родился в Тихуане. Это действительно Калифорния, только Нижняя Калифорния. Мексиканский штат. Его отец нелегал, — все так же улыбнулась Лизонька.
— Он работает…
— Юля, хватит, — встрял отец. — Он запудрил тебе мозги. Лиза права: мы не для того привезли тебя сюда.
— А для чего? — закричала Юла.
Вернее, попыталась, но травмированные связки опять заклинило, и из горла вырвался только сип. Отец поморщился и перевел взгляд на жену.
— Чтобы ты отдохнула, — все с той же мерзко-ласковой улыбочкой произнесла та. — Чтобы подлечилась, нашла новое занятие по душе, друзей.
— Где я должна найти друзей? — прищурилась Юла. — В группе поддержки, среди нариков и анорексичек?
— Нет. Ну что ты… Это просто этап, который нужно пройти. Ты молодец.
Лизонька говорила что-то еще, но Юла уже не слушала, потому что отец встал и вышел из комнаты на террасу.
Стоило ему исчезнуть из вида, как улыбочка слетела с лица Лизоньки.
— Юленька, ты еще такая дурочка. Ты пойми: ты дочка богатого человека. Эти Ксавьеры будут липнуть к тебе как мухи. Это сначала с ними весело, а потом у тебя находят наркотики, о которых ты и понятия не имела, а никто не поверит, что ты не при делах. Или же вы во что-то вместе влетаете — и ущерб возмещают не голозадые Ксавьеры, нет, а богатенькая дурочка, которую для этого и таскают за собой. Новости почитай! Жизнью вокруг поинтересуйся! Ты и опомниться не успеешь, как начнешь за всех платить, а потом ото всех откупаться. Вернее, не ты, а твой отец. Ну нельзя же быть такой неразборчивой!
— Да пошла ты!
Юла вскочила с кресла и развернулась к выходу с твердым намерением запереться в комнате и не выходить оттуда пару дней.