Конечно, бабушка была там: стояла в элегантной шляпке и ярко-желтом пальто. И была такой родной, что у Юлы защипало в носу.
Бабушка была главной причиной ее возвращения в Москву. Потому что, если в мире есть человек, которому ты нужен, ради него стоит приезжать в нелюбимый город. Город вообще не важен.
— Быть такой загорелой в апреле просто неприлично, — с притворной строгостью сказала бабушка, раскрывая объятия.
— Быть такой яркой — тоже, — улыбнулась в ответ Юла и обняла бабулю.
И вот эта минута определенно стоила девятнадцатичасового перелета.
— Отцу написала? — как бы невзначай спросила бабушка.
— Не-а, — пожала плечами Юла и улыбнулась шире, когда поняла, что воспитывать ее не будут.
— Сначала ресторан или домой?
— Ресторан, ба. Всегда сначала ресторан. Здравствуйте, Петр Сергеевич!
— Здравствуйте, Юля. С возвращением!
Водитель приветливо улыбнулся и, забрав у нее два тяжелых чемодана, покатил их к выходу.
— Петр, мы в ресторан!
— Услышал, Жанна Эдуардовна.
— Соскучилась по Москве? — спросила бабушка, беря Юлу под руку и степенно ведя к выходу.
— Не-а, — честно ответила девушка, стараясь смотреть исключительно в спину Петра Сергеевича, чтобы не видеть чужих липких взглядов.
«Все дело в бабушкином ярко-желтом пальто. Это оно привлекает такое внимание. Все дело в пальто!» — повторяла про себя Юла, но мантра помогала плохо. И зачем она только сюда вернулась?
Стоило им войти в бабушкин любимый ресторан на Тверской, как там тут же началась степенная суета. По-другому охарактеризовать происходящее было невозможно. Разумеется, поздороваться с бабулей вышел сам хозяин. Разумеется, она справилась о том, как дела у его супруги, и передала привет шеф-повару. Разумеется, когда девушка-метрдотель приняла ее желтое пальто, бабушка сказала: «Ах, милочка, какой у вас прелестный цвет волос». Через несколько минут оказалось, что у гардероба собрались метрдотель, хозяин ресторана, выглянувший поздороваться шеф-повар и пара не занятых работой официантов. Звучали приветствия, улыбки, сетования на то, что такая дорогая гостья в последнее время заходит уже не так часто… Вся эта суета, достигая бабули, будто замедлялась, растягивалась во времени, и центром всего становилась она — блистательная Жанна Шилова. Да, она не выходила на сцену уже много лет, но жила так, будто свет рампы везде ее сопровождал.
За столиком бабушка расположилась с идеально прямой спиной и, обведя ресторан царственным взглядом, открыла меню, которое помнила наизусть. Юла всю жизнь мечтала быть похожей на нее: такой же независимой, сильной, знающей ответы на все вопросы, той, кому никто никогда не сможет сделать больно — просто не осмелится.
— Что ты будешь есть, девочка моя?
Юла сглотнула ком в горле. «Девочка моя». Так называла ее только бабушка. Мама звала просто Юлей, а папа когда-то — Юлой.
— Юла ты моя, что ж ты так вертишься? — говорил он маленькой дочке, когда еще обращал на нее внимание. И ей хотелось вертеться еще сильнее, потому что тогда он ловил ее и усаживал себе на колени.
Это «Юла» привязалось к ней и пошло по жизни: кто-то из подружек услышал, потом назвал раз, другой. И как-то вдруг получилось, что все вокруг стали звать ее Юлой. Все, кроме папы, который совсем забыл, что она любила вертеться и сидеть у него на коленях. Теперь он звал ее Юля, иногда Юлия. Безлико и так, будто они были чужими друг другу людьми. Это как Крестовского мама звала исключительно Роман. Юлу это обращение всегда коробило, а ему было нормально. Он привык. Человек ко всему может привыкнуть. Даже к безразличию.
Мысль о Крестовском отозвалась тяжестью в желудке, потому что за ней потянулись воспоминания о последней встрече с ним. Свет фонарей, дождь и безобразная драка в одной из подворотен центра Москвы. За Юлу впервые кто-то дрался вот так: яростно и всерьез, но она была не в том состоянии, чтобы это оценить. Ее самой там просто не было.
— Девочка моя, что ты будешь?
В тоне бабушки послышались тревожные нотки. Совсем чуть-чуть. Жанна Эдуардовна умела виртуозно владеть голосом.
— Я… Давай цезарь с креветками и… кофе.
— Верочка, — обратилась бабушка к подошедшей официантке, — давайте-ка нам два ваших блюда дня от шеф-повара. Это мне и Петру, — отозвалась бабушка, увидев взгляд Юлы. — А барышне цезарь и кофе.
— Мне тоже фирменное блюдо, — невольно вырвалось у Юлы, которая вдруг поняла, что, кажется, хочет есть. Это было давно позабытое чувство.