Когда вернулись в Москву, показалось, что путешествовали долго, необычно долго. Вот и в Москве весна, не такая ослепительная, но все же весна.
— Позвони Коле, он дождаться не может, — сказала мать.
Старые проблемы обступили со всех сторон. Чего это он радовался в Киеве, как щенок, ничего же не решено, ничего не понятно.
Коля предложил идти к нему на завод.
— Любой отдел бери. Хочешь отдел? Бери пока, а там видно будет.
Колю можно понять, кроме отдела, он ничего предложить не в состоянии. Он же не министр и даже не Филимонов. Но в отдел Архипов не пойдет. Что он там будет делать — в отделе?
— Ладно, — сказал он Коле, не желая его огорчать. — Я подумаю.
— А чего тут думать? — тотчас же вступила мать, видимо, подслушивала за дверью. — Иди к Николаю, он там тебя хоть уму-разуму научит.
Мать уважала Колю, считала, что он «умеет добиваться». Это вообще были ее любимые критерии: умеет добиваться, умеет жить. Митя, по ее мнению, ни жить, ни добиваться не умел.
— Иди к Николаю, — снова повторила мать, — он тебе найдет работу не бей лежачего, а тебе сейчас такую и надо. Погляди на себя — на кого похож!
Митя надел пальто, взял шапку.
— Ты куда? — тревожно спросила мать.
— Пройдусь, — коротко ответил он.
Спускаясь по лестнице, подумал: «Может, пойти к Игорю Михайлову на кафедру? Никогда не преподавал… Черт его знает, получится ли…»
Во дворе стояла женщина в синем пальто, с цветами, высоко завернутыми в бумагу. Ее темные волосы были коротко стрижены, и казалось, что у женщины на голове шлем.
— Здравствуй! — сказала она и засмеялась, увидев, как он онемел от удивления. — Ты совсем не изменился.
Когда она засмеялась, что-то похожее — на кого? — мелькнуло в ее лице с блестящими темными глазами. Мелькнуло и пропало.
— Выходит, мы знакомы? — спросил он наконец.
— Конечно! — опять засмеялась она. — Я же не говорю «ты» незнакомым мужчинам.
И вдруг он узнал ее, хотя узнать было невозможно.
— Века!
— Ну да, видишь, узнал! — обрадовалась она.
И он опять удивился, как это он ее узнал. Ничего не осталось прежнего в этой высокой женщине с темным шлемом волос на голове, только когда она улыбалась, ее маленький нос смешно морщился, так же, как у той девчонки, в которую он был влюблен, пока не появилась Ляля.
— Я уже была здесь несколько дней назад, — сказала она. — Видела тетю Паню. Я много раз приезжала в Москву, но никогда не заходила сюда, в ваш двор, а в этот раз вдруг захотелось.
— Так ты не в Москве живешь? — снова удивился он.
— Нет, я живу в Киеве.
— Да что ты! А я только что из Киева.
— Я знаю. Тетя Паня мне говорила, что ты с сыном поехал в Киев.
— Хочешь, поднимемся ко мне?
— Спасибо, но мне уже некогда. Я жду тетю Паню, она сейчас спустится, мы договорились вместе сходить к памятнику.
Вот почему цветы, подумал он, вспомнив, что имя ее брата тоже записано на той плите. Брата звали Сергей. Они все учились в одном классе: тети Панин Валька, Витя Зариньш и брат Веры Шуваловой. Только у брата почему-то была другая фамилия.
— Кто-нибудь зовет тебя еще Векой? — спросил он вдруг.
— Нет, — улыбнулась она. — Меня уже давно все зовут только Верой.
— А Танька Савицкая? Ты видишься с ней?
— Таня умерла, — сказала Века, — разве ты не знал?
— Нет, — удивился он. — От чего она умерла?
— У нее был инсульт.
— Вот как, — все так же удивленно произнес Архипов. — Значит, мы уже умираем…
Вышла тетя Паня, сказала, посмотрев на них:
— Ишь парочка, сударь и сударушка.
И Архипов неизвестно почему смутился.
— Ну прощай, не болей, рада была тебя увидеть, — сказала Века, протягивая ему руку. — Я сегодня уезжаю, а то бы зашла еще. Прощай!
Он проводил их до угла и посмотрел вслед: Века держала тетю Паню под руку и рядом с ней казалась еще выше, ее синее пальто вспыхивало, попадая в солнечный луч.
«Да уж лучше к Игорю Михайлову, чем дожидаться, пока Филимонов начнет меня трудоустраивать, — подумал Архипов с раздражением. — Почему она сказала — не болей? Значит, тетя Паня ей все про меня выложила, не утерпела. Кто просил?»
Он повернул назад и пошел в Трубниковский. Наверное, Алеша уже вернулся из школы, подумал, взглянув на часы.
Алеши дома не было. Дверь открыла Ксения Георгиевна, обрадованно спросила:
— Как вы себя чувствуете, Митя? У вас замечательно весенний вид.
— Почему? — засмеялся он. Ксения Георгиевна развела руками.
— Не знаю. Посмотрела на вас и поняла, что — весна.