сегда хорошо. Поначалу-то чурались друг друга, по группам разбивались, так сказать, по отделам. А теперь вот, сидят вперемешку, шутки шутят. Но весь кайф обломал профессор, появился как из-под земли, навис грозной фигурой и разогнал всех по палаткам. Зыркнул на меня, поманив пальцем, и повелел карту доставать. — Сколько нам осталось? — Дня три-четыре, если с прежней скоростью. Но коли ускоримся и зона чудес не подкинет, можем к вечеру третьего дня выйти на точку. Хотя, вы говорили, там что-то этакое, поэтому, думаю, ночь переночевать и посветлу уже к месту подходить. — Хорошо. Люди должны выдержать. Держите меня в курсе, если что-то будет с картой расходиться. Всё. — Карту смотреть будете? Редактировать маршрут? Можем обсудить те или иные детали, чтобы не было неожиданных поворотов. — Нужно будет, сделаете. Проф стрельнул на меня глазами и отвернулся. Разговор окончен. И ладно, если бы он так только со мной, увы, сколько раз видел заплаканных девушек после лёгкой беседы с ним, да и покрасневшие парни не редкость. Чувство собственной божественности у мужика зашкаливает. Что же, возможно, он действительно гений, в противном случае прикопать бы его здесь, да жаль, нож пришлось оставить. Я огляделся, все безропотно разбредались по своим палаткам, яркий белый свет фонарей плавно сменялся на зелёный, поляна меняла оттенок с песочно-жёлтого на серый. Было достаточно светло, и я без труда нашёл свою маленькую одиночную палатку. Спальник. Поворочаться — неизбежный ритуал перед сном, и впервые за день остаться со своими мыслями наедине. Посидели, безусловно, круто, но цели пути я так и не узнал, а гадать самому вообще не хотелось. Вообще-то я пофантазировать люблю, особенно когда один. Бывало так уйду в свои мысли, а тело там само что-то делает. Замечтаешься, задумаешься, оп, и корзина ягоды собрана. Али идти куда надобно, ноги шагают, сознание тоже своим занято, а по ощущениям как телепортировался. Красота, обожаю такие моменты. Но здесь, как ступор какой, расспросить могу, а самому гипотезу какую выдвинуть лишь для себя, так нет. Вот и злюсь, что в голове пусто. Ещё пять минуточек, здесь такое не срабатывало, да и не могло сработать. Подъём, значит, подъём. Такой архаизм, как армия, уже в прошлом, но в некоторых книгах написано о несоизмеримой строгости в ней, так что моё не проснувшееся сознание подстёгивало голову вспоминать аналогии оттуда. Солнце встало, палатка собрана, чёрствый сухарь во рту. Сержант навигационного батальона готов к исполнению своих прямых обязанностей. Фи, даже в голове звучит мерзко. Тропинки не было, я привычно шёл впереди и отмечал места, где деревья расходились шире обычного. Группа растянулась, и мои метки на деревьях служат той красной ниточкой, по которой все постигают тонкое искусство прогулок по лесам. Здесь самое сложное — не разгоняться, помня, что где-то там, в хвосте, идут труженики кухни и лаборатории. Это вначале им было легко, тележки ехали почти сами, а потом началась зона. Господа учёные впрягаются по трое и тянут по песку и подъёмам. Мне жалко их не из-за тяжести, что выпала на их долю, а из-за того, что они же высококвалифицированные специалисты. Не для того они науку двигают, чтобы оборудование на горбу таскать. И нет, это не часть их работы и даже не их выбор. Но они тащат, надрываются, страдают, но идут. И я иду, плевать на профа, быстрее нужного всё равно не придём. Да и вообще, кто из нас, всех людей, делает настоящий выбор? Где-то обстоятельства, где-то давление общества или, ещё хуже, родни. В детстве нас одевают в то, что есть, или в то, что сочли правильным, причём не мы, а те, кто старше. Потом они же говорят, где и как нам учиться. Конечно, учёба и знания — это прекрасно и необходимо, они вырывают нас из мрака невежества, но методики, подход зачастую не самые лучшие. А чего стоит прощание в дверях: вон Фима, его всем посёлком собрали в город, выучили на инженера какого-то, уже не упомнить. И что? Хоть сколько блага это принесло кому? Нет, однозначно нет. А всё из-за того, что Фиме эти механизмы и даром не дались. Не его решение, а коллективное. Социум всегда ошибается, когда лезет в дела индивидуума. Решать нужно самому, ибо и ответственность персональная. За всё и всегда в ответе ты сам, что бы с тобой ни происходило. Мне этим и нравится в лесу: что бы ни случилось, все лавры и шишки на тебе одном. Да и Фимка чем занимается? На дарах леса живёт: где зверя какого словит, где подножным промыслом, а то группу какую поведёт. Нравится ему это? Чего не знаю, того не знаю, но дом сколотил, женился, хозяйство крепкое. Висит у него на стене этот диплом с золотой окантовкой, даже пыль с него не протирают. Впрочем, ладно, это всё мысли хорошие, но нужно возвращаться в реальность. Охранники уже в лицо заглядывают и руками машут, мол, ждём-с отряд, растянулся сильно. Значит, садимся, подпираем спиной дерево и рисуем палочкой на песке. Соберутся все, догонят, пойдём дальше. Скорость и вправду упала, тяжелее идти, хотя препятствий больших нет. Только-только начало смеркаться, до полной темноты было ещё далеко, но риск — дело благородное, а мы люди простые, нам платят за группу, а не за подвиги. В общем, полянка подвернулась удачная, сухая, на возвышенности, они сами мне доверили определять место стоянки, а пренебрегать таким не стоит. Процедура уже была налажена, пока одни хворост собирают, другие жильё сооружают. Я же с умным видом сидел над картой. Хотя чего там думать, то вот, финишный крестик, идём прямо, завтра к полудню будем на месте. Если бы не репутация зоны, куда научному люду потребовалось, сами бы дошли. Но нет, вся электроника здесь не работает от слова совсем. Вот и пришлось брать меня, двуногого навигатора. Если в преддверии ещё можно было в планшеты смотреть, то теперь вообще не включаются. Это я и от охотников знал, а то, что если сильно углубиться, то металл начинает током бить, это прямо открытием стало. Пришлось ножик выкинуть, добрый клинок был, много мне служил. Нёс, сколько мог, хоть и вздрагивал на каждом шагу. Я чего по клинку-то вновь слезу пустил, к ужину позвали, как там без ножа-то? Вот и я не знаю как. Грустно, но, увы, так. Ждёт он меня вёрстах в трёх отсюда, в землю воткнутый. Ловушка получилась. Я заметил, что чем ближе к земле, тем сильнее разряды. Увидел ямку, обмотал руку тряпицей и как метнул его. Добротно вошёл он, по самую рукоять, и сполохи пробежали. Значит, верно всё рассчитал, никто, окромя меня, его тронуть не сможет. А ножны-то у меня остались, они кожаные и на рукоять идеально встают, буду так вытаскивать. Воротиться без клинка никак нельзя. Походные условия и так сами по себе стесняют, а здесь ещё и свои особенности. Все бродили со своими подносами, не единого свободного местечка. Ой, да когда меня это останавливало? Оглядевшись, я нашёл упавшую ветку, достаточно большую, чтобы взгромоздиться на неё. Расположился неподалёку от столов, но не мешая. Меня даже позабавила мысль, что я так, в гордом одиночестве, думу думаю о грядущем. Смеха ради корягу свою немного поправил, чтобы лицом сидеть по направлению завтрашнего пути. Кормили обильно, но лишь тем, что с собой в зону принесли. Вода, и та принесённая, пробовали из ручья набирать, как охотники, но даже после очистки металлический вкус зашкаливал. Но я же с учёными, они эту воду в своей переносной лаборатории разве что по атомам не разбирали, но не нашли ничего. Вода как вода, но что-то неуловимое делало её непригодной для питья. А зверья здесь отродясь не было. Так что сидели мы всей группой и жевали макароны пресные. Я ещё по пути набрал для поваров трав душистых, да и своих специй разнообразных у них с собой было предостаточно. Но зона есть зона, вкусы пропали, хоть перец красный жуй, ничего не почувствуешь. Вот такая особенность депрессивненькая. Я оглядывался, стараясь заглянуть в лица, но всюду было одно и то же — лишь грусть и уныние. Потрясающий контраст, закатное солнце осветило макушки деревьев, раскрашивая их в розовые тона, и ещё белый, дневной свет играл на самых верхних иголках, блестя и отражаясь, бросал невообразимо красивые, почти зеркальные, отблески. Никогда не видел ничего подобного, чтобы хвоя таким чудным образом флюоресцировала, но здесь, в зоне, похоже, и не такое возможно, стоит лишь присмотреться, пробежаться глазами, заглянуть под камешки. Удивительное место, ноги моей здесь больше не будет ни за какие деньги. Некоторые поднимали лица, как и я, смотрели вверх, пробудив в себе прекрасное. Было безразлично на всё, нас окружал прекрасный, хоть и странный лес, но в душе была полнейшая апатия. Лучи практически стали не видны, и вокруг нас стало быстро смеркаться, уставшие и грустные люди механически сложили посуду в боксы и начали разбредаться по своим палаткам. Наступала ночь. А я всё сидел на поваленной ветке и оглядывался, что-то не давало мне покоя. Вот одна палатка закрылась, за ней другая. Гасли тусклые фонари, переключаясь с бледного белого на тусклый зелёный. Столы сложены, часовые лениво бредут по намеченным тропам, а я всё сижу с тарелкой. Холодный ком макарон с воткнутой и треснувшей вилкой уже давно отставлен в сторону, безразличие плавно и нехотя сменяется на беспокойство. Что-то происходит, но мысль не ухватить. В полумраке я заметил профессора, он пренебрёг своей привычкой докопаться до меня на ночь глядя и шёл мимо. Ещё один пункт в коллекцию странностей? Да хрен там рос! Я сам встал и подо