У тетушки Беллы замечательный нос:
Длинней, чем у слоника,
Красней, чем у кролика.
Но зачем такой ей — вот это вопрос!
Она никогда не испытывала к тете Белле особой приязни, а после стиха тетя Белла никогда уже не испытывала особой приязни к ней. Сейчас чертенок выдал следующий шедевр:
Если бы Генри мог рассердиться,
Нам не пришлось бы с ним расходиться.
И это была горькая правда.
Теперь с момента разрыва прошел уже целый месяц, а очень трудно злиться на кого-то столько времени. Не было ничего проще, чем разозлить Хилари, но вот злиться она не умела. Во всяком случае, не очень долго. Где-то к середине месяца у нее появилось ощущение, что самое время получить от Генри письмо с извинениями. Этого письма она прождала всю третью неделю. Последние несколько дней мрачная и унылая перспектива жизни, напрочь лишенной скандалов с Генри, начала не на шутку ее тревожить. Повод разозлиться поэтому пришелся как нельзя более кстати.
Но тут воображение сыграло с ней одну из подлейших своих шуток. Глаза Генри, смотревшие на нее из тумана за окном и ее собственной памяти, утратили вдруг свое надменное и презрительное выражение, совершенно переменились и, сделавшись улыбчивыми, смотрели теперь на нее с любовью. «И никогда уже так не посмотрят! Никогда больше. О Генри!» Это было как нож в сердце. Не успела она порадоваться, что опять на него разозлилась, как вся злость исчезла, оставив ее совершенно беспомощной и беззащитной — с ножом в сердце — во власти чувства ужасной и невосполнимой утраты. В глазах вдруг что-то резко защипало. «Если ты думаешь, что это очень удачная мысль — разреветься прямо в вагоне…»
Она усиленно заморгала и отвернулась от окна, твердо решив вообще больше туда не смотреть. Мерзкая штука — туман. Заставляет чувствовать себя одинокой и думать о вещах, о которых ты твердо решила больше не думать, и это вместо того, чтобы давно уже встать и выяснить, куда направляется этот проклятый поезд и намерен ли он когда-нибудь остановиться.
Когда она вошла, в купе было еще два человека. Они занимали угловые места и привлекли ее внимание не больше, чем если бы были двумя саквояжами. Теперь, отвернувшись от окна, она обнаружила, что один из них, мужчина, оттолкнул в сторону дверь и вышел в коридор. Стоило ему скрыться из вида, как женщина, сидевшая напротив, беспокойно заерзала, потом подалась вперед и очень пристально посмотрела на Хилари. Женщина была пожилой и выглядела совершенно больной. На ней была черная фетровая шляпка и серое пальто с черным же меховым воротником — опрятный и неброский наряд приличной дамы, давно уже избавленной от необходимости переживать за свою внешность, но приученной и привыкшей к аккуратности. Выглядывавшие из-под шляпки глаза, волосы и лицо были одного и того же унылого сероватого цвета.
— Я села не на тот поезд, — сказала Хилари. — Ужасно глупо звучит, но я не знаю даже, куда мы едем. Не могли бы вы подсказать?
Из горла женщины вырвался странный тоненький хрип, и она, вскинув руку, дернула за воротник пальто, как если бы он ее душил.
— Ледлингтон, — сказала она. — Первая остановка в Ледлингтоне, — и продолжила своим тихим прерывистым голосом: — О мисс! Слава богу, он вас не узнал! Я-то сразу догадалась. Но он может вернуться в любую минуту. Он и не ушел бы, если бы узнал вас, ни за что бы не ушел.
Хилари ощутила что-то среднее между жалостью и брезгливостью. Эту женщину она никогда раньше не видела. Или видела? Она не знала. Скорее все же видела, только не помнила где. Да нет, глупости! Не может она ее знать. Бедняжка, должно быть, не в себе. Ей вдруг захотелось, чтобы мужчина поскорее вернулся, потому что если женщина действительно больна и сидит как раз между нею и дверью…
— Боюсь, — робко и очень вежливо начала она, но женщина тут же перебила ее, придвинувшись еще ближе:
— О мисс, вы не знаете меня, я вижу по вашим глазам. Но я-то узнала вас с первого взгляда и мечтала — молила! — о возможности поговорить с вами.
Ее черные перчатки со слишком длинными пальцами, кончики которых торчали в разные стороны, впились друг в друга, растягивая на костяшках кожу. Пальцы сжимали друг друга, выкручивали и отпускали, чтобы схватить снова. Хилари с ужасом смотрела на них, не в силах отвести взгляд.