В особняке из тут же встретила пара слуг, учтиво взявших их верхнюю одежду на постирку и сушку. Внутри же особняк не уступал себе снаружи. Он был все так же роскошен и стар. На винтовой лестнице, что располагались в самом углу, уже виднелись трещины, расползавшиеся по в прошлом монолитным блокам. По ней и прошлось пройти Марку, следуя за лакеем, ведущим его к своему господину.
Сверху все было скучнее и скорее походило на отели, их множественными комнатами посреди одного-двух коридоров, обычно, украшенных картинами. Но даже этого здесь не было. Лишь изредка, где то на пути попадались глиняные вазы, стоящие на постаментах. Прошли к большим двойным деревянным дверям, под которыми снизу виднелся яркий свет камина и тень, неизвестно чья.
Прокашлявшись, лакей постучал в двери три раза, и лишь после этого медленно приоткрыл тяжёлые скрипучие двери. Тут же перед Марком предстала необычная, вернее будет сказать странная картина. В полной темноте перед камином , в полном одиночестве, сидел мужчина пожилых лет, скрестивший свои ладони на коленях. Несмотря на весь шум, который создал его лакей, он даже не повернулся в сторону двери будто находился в неком трансе. Свет от пылающего камина играюче падал и прогонял тени с его, казавшегося, красного острого лица. Господин был брит, волосы были короткие и успевшие поседеть. Точно за сорок лет.
Лакей ещё раз покашлял, после чего обратился к господину. Докладывая о выполненном задании, он четко смотрел на своего хозяина, не отводя взгляд в другие края комнаты, куда даже не поступал свет. Они казались бездоннл темными, притягивающими и поглощающими, как мазут.
И зачем сидеть в такой комнате? Да ещё и а одиночестве.
Хозяин так и не двинулся, за исключем небольшого кивка, последовавшего после окончания доклада. Означал он, видимо, разрешение приступления к делу. Но первым дело должно было быть заселение.
Пускай жить Марку здесь пришлось бы временно, но апартаменты выделили ему знатные. Двухместная кровать, большое окно с выходом на поле, из-за которого, по расчетам Марка, должно было вставать солнце. Да и сама комната была большой. Однозначно больше его личной комнатушки.
Расположившись, находясь всё время прямо под присмотром лакея, Марка повели куда то ещё. На вопрос ответили, что ведут знакомить с хозяйкой.
Жена - подумал Марк.
Но почему же тогда они не вместе? Может быть поссорились?
Прямо у дверей, идентичных тем, за которыми сидел господин, они остановились. Лакей прямо обратился к Марку.
- Сегодня будет только лишь знакомство, не более. Завтра вы приступите к вашей работе, но правила я объясню сегодня. Первое - вы должны исполнять всё что она вам скажет. Второе - не смейте её разочаровывать. Третье - никаких разговоров. Особенно о путешествиях и любви.
После этого он открыл дверь. Даже не постучал, будто бы входил в комнату слуги. А ведь сама комната говорила об обратном. Высокие потолки, дорогие ковры, шторы, имелся даже гобелен с неизвестным мужчиной. Большая кровать закрытая балдахином, за которым, сразу после открытия двери кто-то зашевилился. Из под такие выглянуло молодое личико девушки, лет двадцати-двадцатидвух. Оно было плоское белое, кроме глаз, что бы жутко красными. Волосы так же были белыми.
Неужели альбиноска?
И действительно. Девушка полностью вышла из-за балдахина, давая Марку осмотреть себя. Она была невысокая, тощая и до жути белая, будто бы уже была призраком.
- Помните о правилах - произнес лакей и вышел, закрыв за собой дверь.
- Вы пришли за мной? - тут же задала вопрос девушка.
Марк не отвечал. Он помнил правила и не хотел их нарушать. Очень вероятно, они были выдуманы господином, и не просто так. Как минимум, их нужно исполнять ради того, что бы получить то самое жалование.
- Что же вы? - жалобно спросила девушка.
Внимательно изучив глаза Марка, она поняла, что ему было запрещено с ней разговаривать. Эта новость тут же её опечалила. Её и без того грустных и траурный вид стал ещё более фатальным.
- Значит, вы будете меня рисовать...
Девушка произнесла это , будто бы Марк был её палачом. Будто бы её ожидала казнь, неизбежная и мучительная.
Вдруг она резко подняла свою небольшую головку и с глазами полных слез и мольбы сказала:
- Порисуйте меня сейчас. У меня есть и карандаши, и холсты, и бумага, что вы хотите!