Хотели они «долла», «пенсил», но довольствовались сладостями и конфетами.
— Спасает тебя только то, что у тебя нет ничего, — всё ещё качая головой, говорил Эдгар. Одет ты, как чёрный, фотоаппаратом не сверкаешь, даже мобильника у тебя нет! Но рано или поздно найдутся дремучие люди, которые уверены, что у любого белого человека в животе тайник с деньгами…
Влад впервые примеривал на себя шкуру уличного художника. До этого единственным пейзажем, который он рисовал, были горные хребты швов, да изгибы выкроек. Теперь же он любил застревать в элементах пейзажа, допустим, привалившись спиной к обвившемуся вокруг фонарного столба дереву, и зарисовывать витрины магазинов, окна с этими странными, невозможными карнизами, похожие на негритянские ногти со множеством щербатин и заусенцев крыши, несколькими штрихами намечал никуда не спешащих людей, а точнее, по старой привычке, одежду, принявшую форму человека.
Хотя, в отношении одежды африканцев просто невозможно сказать, что она «принимала форму». Она гордо свисала с их плеч и колыхалась при ходьбе, как морское чудовище, полакомившееся человеком.
Потом разворачивался, замечал, на что конкретно он только что облокачивался, и зарисовывал дерево. Растительность здесь находилась в состоянии медленной — слишком медленной, чтобы стать заметной для человеческого глаза, — войне с постоянно угасающей цивилизацией. Гибкие и немного неуклюжие, как туловище удава, стволы африканского орешника крушили здания и делали подкоп под ходовую часть брошенных автомобилей, безымянная трава нанизывала на себя асфальт и автомобильные покрышки, поднимала их в воздух, словно головы поверженных врагов на пики. Местные жители не замечали этой войны оттого, что художников у них тут не водилось, а фотоаппараты забредали только в руках туриста, а уезжали в руках уже, соответственно, расиста. Глядеть в прошлое здесь не учили. Здесь учили, что широкий взгляд порождает тягость на сердце, а с тягостью на сердце долго жить невозможно. Особенно в таких условиях. Если уж появилась она у тебя, если уж научился ты смотреть на мир чуть шире, пользоваться таким странным, иностранным словом, как «проблемы», будь добр грузить её на крылатую машину и увозить подальше. Твой дом теперь там — не тут.
Влад старался всё это изобразить и сокрушался оттого, что получалось примерно так, как получается, когда пытаешься зарисовать крокодила, сидя в его пузе по пояс в желудочном соке. Словно ясновидящая, которую напугало изображённое ей пророчество, бешено заштриховывал не получившиеся детали. Вырывал листы, комкал их и пихал в карман, потому как за выброшенными тут же бросалась ватага детей, и требовала потом за взятые в заложники клочки подачки. Влад предлагал им в качестве равноценной замены фантики от конфет.
— Почему ты не рисуешь лица? — любопытствовал Эдгар, который нет-нет, да урывал возможность заглянуть во владов блокнот.
— Не умаю. Мне кажется, через вещи можно понять гораздо больше.
— Ты имеешь с вещами куда больше дел, — пожал плечами Эдгар.
— Мне просто не нравится рисовать лица.
Влад вспомнил все лица, которые нарисовал. Досаду на лице Савелия. Разочарование Юли, когда она услышала, что он уезжает. Что-то сдержанное, но тоже не слишком приятное в отстранённой улыбке Рустама. Он не прикладывал к ним руку с карандашом — он прикладывал к ним своё поведение. Результат, чаще всего, не вызывал энтузиазма: хотелось тут же затереть ластиком, перерисовать, но это не тот случай, когда можно что-то поправить крошащейся резинкой. От укоряющих лиц и лиц, искажённых злобой, Влад мог только убегать.
Здесь, слава богу, таких не было. Здесь было легко, будто бы ты сам куст, тянущий ветви к теплу и солнцу, не взирая на то, что на пути к нему целые облака пыли, а листья твои постоянно обдирают, чтобы использовать в качестве туалетной бумаги.
Однажды во сне этот мир проник в мир, который составлял прошлое Влада. Влажный холодный город, как размякшая картонная погода, сломался под пальцами внезапно проснувшейся природы, а люди, вместо того, чтобы забивать метро и улицы тромбами своих тел, вышли на улицу гулять и опустошать склады продуктовых магазинов.