Савелий, возможно, мог бы что-нибудь посоветовать, а Рустам, похлопав по плечу, сказал бы: «Да поговори ты с ней по душам! Это же баба, она поймёт. Они, понимаешь, любят разговаривать», но Влад в разговорах с людьми был не силён, поэтому он просто продолжил сгорать в рвущихся из ушей, изо рта и глаз языков пламени — пламени болезненного энтузиазма.
До мастерской Рустама Влад всё-таки добрался. Его, как редкую африканскую диковину, привезла вместе с материалами для костюмов в своём пикапе Юля. И, точно с ней действительно ехала редкая африканская диковина, не сказала за время поездки ни слова.
Мастерская преобразилась. Всю лишнюю мебель куда-то подевали, стулья громоздились друг на друге в одном из углов комнаты: посетителям предлагалось взять себе оттуда стул. Стол сдвинули к стенке, из соседнего помещения, из кожевней мастерской появился ещё один, за которым должны были помещаться как будто все рустамовы подмастерья. На самом деле за меньшим столом, скорее всего, сидел он сам.
Кожевная мастерская как будто пережила налёт мародёров. Там не осталось почти ничего из прежней обстановки: разве что густой запах, который так просто из здания не вынесешь; да стол для разделки кожи, сдвинутый к самой дальней стенке. Там на пяти манекенах располагались уже пошитые костюмы, к стене над каждым приколоты эскизы.
— Что это? — спросил Влад, когда Рустам включил свет.
— Костюм по твоим чертежам, — пожал плечами мастер.
— Они должны быть не такими.
— Но чертежи-то — в точности!
Да, в способности Рустама копировать не приходилось сомневаться. Но вот в пространственном мышлении Влада…
— Извини, — сказал Влад. Позаимствовал со стола нож, проверил его на остроту.
На его руках с двух сторон повисли Рустам и Юля. Честно говоря, хватило бы одного Рустама.
— Стой-стой, — примиряющее сказал мастер. — Не нужно крови. Просто объясни, что не так.
По лицу Юлии можно было прочесть лихорадочно-горькое торжество: «Ага! Опять этот твой эгоизм по отношению к чужим чувствам и чужому труду. Попался!»
— Они слишком распухшие, — сказал Влад, теребя ручку ножа. Видно было, что ему не терпится пустить его в ход. Удостоверившись, что он сможет себя сдержать, Рустам разжал свой медвежий захват. Юлия так и ходила за Владом, придерживая его сзади за край рубашки. — Я этого не предусмотрел… они… мне нужно было себя ограничивать чем-то ещё, кроме количества материалов.
Савелий бы возразил:
«Этого хлама, на мой взгляд, у тебя вообще неограниченно».
Но Савелия здесь не было. Влад в очередной раз почувствовал, как он скучает по другу. Многие его реплики сами собой всплывали в голове, но сколько же разных — глупых, не соответствующих моменту, весёлых, грустных, раздражающих, кануло в лету? Ах, если бы Сав был рядом! Наверное, из-за его отсутствия Юля медленно превращается в фурию, как захваченная сиренами из древнегреческих мифов валькирия, кроме того, Влад был склонен винить Сава, вернее, пустое место рядом, в том, что контакты с людьми категорически не удаются. Некое равновесие утеряно, этот дисбаланс не мешает творить, но создаёт крен, который рано или поздно может стать критическим. Но как только Влад начинал думать, что может исправить положение — только он может исправить положение, взяв телефон и позвонив Саву, какая-то дверь захлопывалась, и Влад падал обратно в свой мир тысячами снежинок-событий и снежинок-идей Как жаль, что кончилась зима. Зимой было бы спокойнее. Зимой приступы самоедства и уколы лихорадочной паники не так сильны.
Губы Рустама вытянулись трубочкой.
— Распухшие — обрежем. Только скажи где, хозяин.
— Вот именно, — Влад ухватил за подол платье, подтянул к себе, на центр комнаты. Манекен, судя по звуку, упирался в пол пятками и даже пытался цепляться за стены руками. — Нужно меньше и проще. Нет смысла создавать наряды, в которых нельзя ходить по улицам. Нужно такое, чтобы его захотела надеть в свой обычный будний день каждая пятая. Я забыл про это, когда увлёкся разработкой эскизов, но ты, Рустам, пожалуйста, поправляй меня, когда я увлекаюсь. Вторых «телелюдей», годных только для подиумных прогулок, не нужно. Пропаганда должна быть доступной.
Влад перевёл дух. Последняя фраза принадлежит Савелию, тому Савелию, что сидит в черепной коробке. Никто не смог бы сформулировать лучше.
— Ну, знаешь, — пробормотала Юля. — В одном из твоих платьев из телеколлекции выступает известная певичка. Куда доступнее. Я не говорю уж про всяких панков и фриков, из тех, что на виду.