Отпустило.
— Это всё из-за того, что я забыл пальто, — пробормотал Влад. Нечто вроде брони, а без брони он — просто пятна раздражения на теле планеты. Как беспечно с его стороны под ласковым африканским солнцем разомлеть и забыть, куда ты возвращаешься!..
— Что? — встрепенулся Сав.
Кондуктор зашевелилась, открыла глаза, и он пискнул: «мы уже выходим!», скомкал Влада и вытолкал его из салона. Они прошли ещё целую остановку пешком, пока не оказались возле полуподвала («Как раз в твоём стиле», — сказал Сав, пихнув в бок приятеля, — «Клоака!»), из которого выплёскивалась музыка. Влад закрыл уши. Точно смотришь на налитый всклянь стакан на столике в купе поезда: иногда его начинает раскачивать, и содержимое выплёскивается наружу. Ор, визг, музыка, такая, будто её делали при помощи маятника, часового механизма и при самом минимальном участии человеческих рук. Влад в ней не очень-то разбирался, но индикатор его музыкальных предпочтений, Савелий, одобрительно покачал головой.
— Да, то, что нужно — сказал он. — Ширпотрёб самого низкого качества. Казуал, который ты так полюбил!
Они спускаются по лестнице, проходят сквозь сканеры — щёлочки глаз охранника, здоровенного амбала комплекцией той же, что Влад, но изрядно переедающего и немного накачанного. Савелий, расслабленно покуривая сигарету, предъявил к осмотру рюкзак, потом вместе с куртками запихал его в окошко гардероба. Ему говорят: «рюкзаки не принимаем», но Сав уже идёт по коридору прочь, хлопая руками по неотделанным стенам, пропуская встречающихся людей. Когда они протискиваются мимо Влада, он втягивает носом запах пота и алкоголя, думает: «если бы этот Савелий дотягивался до светильников, то наверняка бы шлёпал и их тоже». Этот Савелий объясняет поспешающему за ним Владу:
— Здесь нужно быть максимально расслабленным. Своя философия. Даже, — он сдвигает брови и заканчивает: — даже это слово, «максимально», не подходит под формат этого заведения.
Он впадает в ступор, а потом улыбается Владу и хлопает себя по лбу.
— Что я несу! Здесь нужно о-т-в-и-с-а-ть! Хорошее нерусское слово. Пошли.
Приходится кричать — музыка почти оглушительна. Влад думает, что, может, это такой ритуал, и тоже хлопает себя по лбу — на всякий случай.
Если этот храм принимает на свой алтарь только простейшие слова, то у Влада их сейчас в достатке: звук прессует все сложные конструкции, а трёхмерные картины в его воображении превращает в плоские и тут же светомузыкой и тенями рисует на стенах заведения.
Дым. Душно. Множество двигающихся в танце людей, ещё больше сидит за столиками. Не сосчитать. Тусклый свет и вспышки стробоскопов превращают их в размазанные тени. Запах пота и дезодорантов. Столики вокруг танцпола почти все заняты, но Савелий вычленяет из людской каши официанта. Их провожают в самый угол, на стол приземляется меню и Влад чувствует, как подпрыгивает на столешнице пепельница. Отсюда недавно кто-то ушёл, и в пепельнице дымится раздавленная сигарета.
— Какие здесь правила? — кричит Влад в самое ухо Савелия.
Тот смеётся, попутно открывая меню и цепляясь глазами за сидящих за соседними столиками.
— Придумай их сам. Делай что хочешь — хоть начни в салки с охраной играть. Я же говорю — это территория абсолютной свободы.
— Я привык к неподвижным силуэтам — кричит Влад, имея ввиду своих манекенов.
— Я сказал «свобода», а не «сон», — кричит Зарубин. — Водки с колой, пожалуйста. Две. И побольше водки.
— Как сделаем, так сделаем, — невежливо бурчит официант, и Влад сразу приписывает это к местным ритуалам.
— Голова раскалывается от этого музла, — копируя тон офицанта, бурчит он.
Сав смотрит на друга с восторгом. Он ещё не знаком с разработанной Владом для общения со сверстниками и с треском провалившейся в прокате системой копирования интонаций и манеры общения.
На протяжении всего вечера он исчезает, появляется, оставляя на стенках стакана стекающую на его дно слюну, вновь исчезает. За столик несколько раз подсаживались посторонние люди, какие-то парочки, пили их с Савом коктейли, оставляли свои. Одна девушка даже, обнимая своего кавалера и радостно хохоча, поцеловала в губа Влада, и он долго ещё ощущал химический привкус клубничной помады.
— Тебе нравится контингент? — спросил Сав в один из своих визитов к столу, поднял палец: — А-а! Подумай хорошенько. Это твои поклонники, те, кто будут не сегодня-завтра с восторгом повторять твоё имя. Те, для кого ты работаешь.