Входя, Савелий выкладывал на стол одну и ту же шутку. Вариации у неё могли быть самые разные, но суть всегда оставалась одной. Он приобнимал Юлю за плечи и говорил:
— Хочешь, расскажу тебе страшную историю? Я, кстати говоря, её главный герой.
Юлия говорила «нет», но он всё равно продолжал:
— Захожу я, значит, в шоурум, и вижу — куклы! В странных и страшных одеждах. Откровенно говоря, сейчас уже не такие страшные и странные, как те, из подвала, но всё равно, очень и очень атмосферные. То, что нужно, в общем. Так вот, вхожу я, и замечаю: манекенов-то на один больше. Один из них вдруг раз — и шевелится. Жуть какая, верно? Ты бы испугалась?
Он зажигает ей настольную лампу, ухмыляясь, спрашивает: «так лучше видно буковки, верно?»
У них странные отношения. Влад особо не присматривался — ему было просто-напросто неинтересно — но краем глаза замечал, как заботится о Юле друг. Он и заходил-то теперь не столько ради Влада, сколько ради его начальства. Зажигал везде свет, бегал в подсобку за чайником и кофейным набором, придумывал истории про каждую из пластиковых кукол, сообразно их одежде и каким-то одному Савелию ведомым признакам, по неровным швам, последствиям тайваньской сборки, по заусенцам и шероховатостям. Он был прирождённым рассказчиком: мог по всем этим мелочам набросать характер. Женщина слушала, забросив работу и подперев кулаками подбородок, и нельзя сказать, радовало Юлию его общество или, напротив, раздражало — она просто сидела и слушала, как слушают ученики средней школы, отодвинув тетрадь с домашним заданием, звук пролетающего за окном самолёта. Даже Рустам в конце концов стал считать, что «железной леди» не помешает такая забота, что с капитаном судна и вправду что-то не то: запирается в своей каюте и пьёт без продыху, а команды отдаёт, как водится в пиратских историях, попугай.
Когда наконец созрело решение представить коллекцию раньше запланированного срока, Влад заявил:
— Не хочу никакого дефиле.
— Устроим пресс-конференцию, — решила Юлия. Сказала не терпящим возражения тоном: — И на этот раз ты должен присутствовать.
Владу пришлось согласиться.
Таким образом, этим утром все причастные проснулись с ощущением чего-то грандиозного на душе, чего-то уровня башен-близнецов или захвата Норд-Оста. События, которое вот-вот должно произойти. Юля вообще предпочла не просыпаться — по той причине, что не смогла заснуть. Бессонница обострилась неимоверно.
Этому дню предшествовали бодрые полторы недели подготовки, когда Юлия забросила даже свои семечки, когда Савелий ничего больше не рассказывал, а только бегал, высунув на плечо язык, по её поручениям, всю вторую половину дня после института, а Рустам заявлялся в бутик и нервно спрашивал, не нужно ли чего ещё доделать. Обзвонили редакции самых трендовых журналов — у Юлии, как у главного редактора не самого трендового, но молодого и бурно развивающегося, нашлись все необходимые связи. Столь молодые модельеры блистают обычно на неделях моды и прочих массовых показах, но Влада, похоже, запомнили. Ещё больше запомнился он тем, что не появился ни на первом, ни на втором показе своей коллекции. И пресс-релиз Юлии, говорящий о том, что на этот раз создателя можно будет увидеть воочию, если, конечно, его присутствию не помешают какие-либо обстоятельства (именно с таким дополнением; имея дело с Владом, Юлия никогда не забывала, насколько он непредсказуем), тоже возымел свой результат. В конце концов, она начала сомневаться: точно ли шоурум вместит всех желающих? При том, что «желающие» — это не просто люди с улицы, а влиятельные люди, допущенные к телу длинноногой, анорексичной богини с изменчивым характером и тысячью ипостасей, в каждой из которых она щеголяла в новом образе.
«Бомонд», — назвал их Савелий. Рустам только морщился и ничего не говорил. Влад тоже ничего не говорил, но не оттого, что озвучить мысли было бы невежливо, а оттого, что ему, в общем-то, было глубоко наплевать на статус гостей. Главное, что они люди, и что ему придётся что-то им говорить, объяснять в принципе необъяснимые вещи и отвечать на болезненные вопросы. Это всё равно, — считал он, — что рассказывать о том, как пахнет дождь и пытаться рассказать, почему именно эти ощущения вызывает в тебе его запах и запах мокрой земли.
Он заранее готовился к худшему.
Впрочем, всё прошло достаточно безболезненно. Влад погиб под взглядами толпы, сказал несколько невразумительных слов, которые наскоро, на коленке, прямо здесь накарябала для него Юлия («да можешь хоть по-воробьиному здесь чирикать. Ты уже заявил о себе. А слова — просто слова. Всё равно их будут извращать от колонки к колонке»), и родился заново, шлёпнувшись на своё место. За высокими спинками стульев в полутёмном помещении он прятался от камер репортеров и от нескольких мадам с микрофонами, движение которых изрядно замедлял шнур, что волочился за каждой — будто отпущенные на длинный поводок собачонки, которые, к тому же, этими поводками между собой путались.