— Да! Я стараюсь.
Влад вгрызался в яблоко — в последнее время яблоки были его страстью, которую подпитывала всё новыми и новыми жертвами вахтёрша в театре. Она работала по нечётным дням, и после каждой поездки на дачу притаскивала по два мешка фруктов.
— Жалко, я не смог добыть больше крови. Немного не хватило на юбочку.
Сав внимательно оглядел друга. Тот бледен, с большими и какими-то белесыми пятнами под глазами. Будто питерский мим, один из тех что встречались на городских площадях в хорошую летнюю погоду.
— Постой. Так это твоя кровь?
— Конечно.
— Но зачем?
— Не вижу смысла обманывать людей.
— Но ведь можно подразумевать…
— Зачем подразумевать, если в тебе течёт четыре с половиной литра природного красителя? Я не хочу двусмысленности. Я не имел ввиду краски или кетчупа — я имел ввиду именно кровь. Пусть все это знают, пусть берут на пробу или пробуют на вкус.
Савелий в три шага преодолел расстояние между ними. Взял приятеля за плечи, хорошенько встряхнул, но вытряс только кривоватую ухмылку.
— Не беспокойся. Я хорошо изучил вопрос.
Влад потянулся и вынул из брюшной полости единственного не лишённого конечностей манекена увесистый на вид том. «Анатомия человека», — прочитал Сав.
— Я знал, где следует остановиться. Всё мерил точно, вплоть до грамма. Хочешь посмотреть на мою самодельную лабораторию по сдаче крови? Я ещё не успел её помыть.
Влад был в водолазке с длинным рукавом. Правый рукав бугрился — видимо, от повязки. В полутьме подвала её не так-то легко заметить, но если знать, что искать, то это не составит труда.
— Как ты в одиночку наложил повязку? — спросил Зарубин.
— При помощи пары отличных челюстей. Верхней и нижней.
— Не паясничай. Я за тебя волнуюсь.
— Прости, — Влад мгновенно успокоился. — Хорошо наложил.
— Дай посмотрю.
Влад закатал рукав. Осматривая узлы, Зарубин думал о способности некоторых людей преподносить тебе сюрпризы — когда ты знаешь его, казалось бы, уже достаточно долго. С ними всегда нужно быть начеку, а к сюрпризам готовиться загодя, напоминая себе о такой возможности, даже когда день обещает быть сонным и безмерно долгим. Влад мчится куда-то, точно локомотив, точно видит уходящие вдаль рельсы и безмерно пустой, просторный горизонт. Савелий рельсы эти не видит; скорость, которую набрал друг, пугает. Успокаивает одно: Влад не мечется, Влад всегда точно знает, что делать. Самый страшный враг человека — колебание — не может пошатнуть прочно стоящего на двух ногах Влада, и было невероятно. Сам Зарубин справлялся с колебаниями, забрасывая их всеми подручными средствами, а единственное средство, имеющееся у него в избытке, в изобилии — гиперактивность, стремление куда-то бежать и что-то делать. А теперь приходилось признать, что при всём переизбытке энергии, при том, что в детстве Савелия называли «Карлсоном с моторчиком», устремления Влада, какими бы они ни были, были острее, стремительнее и прочнее. У Сава никогда не было времени на раздумья о собственной судьбе, но когда он думал о Владе, то не переставал поражаться разнице мировоззрений. Да, рельсы его затянул туман, но ты точно знаешь, что там, под белым покрывалом, эти рельсы имеются. Каким же Влад был два года назад? Три? Четыре? Этого человека сложно потом узнать, единожды с ним расставшись.
Влада занимали другие мысли. Он тоже обратил взгляд в прошлое, обозревал, будто бы поднявшись на холм, все те месяцы, что остались позади. Сав осматривал повязку долго и пристрастно, но в конце концов вынужден был признать, что та наложена если не профессионально, то по меньшей мере достаточно удовлетворительно.
— Сойдёт, — сказал Савелий, вернул рукав на место. — Но знаешь… ты бы осторожнее что-ли как-то. Не стоит ставить такие эксперименты, когда никого рядом нет.
— Прошу прощения, — сказал Влад таким тоном, каким говорят в дорогих ресторанах: «принесите, пожалуйста, счёт». — Я торопился.
— Куда?
Влад вытянул трубочкой губы, словно готовил плацдарм для протяжного звука: «ууууу…»
— Мы здесь с тобой развлекаемся: я шью, ты… ну, ты просто сидишь, а между тем жильцы может уже решили избавить подвал от крыс.