Он захлопнул журнал и бросил его на пол, к прочей макулатуре.
— Во всяком случае, это хоть как-то выведет тебя из подполья.
— Я собираюсь работать дальше.
— Я на это надеюсь. Тебе нельзя останавливаться. Иначе тебя разорвёт.
Через Виктора, как через воронку, во Влада текла история моды. Эпоха Возрождения? Запросто. Маски сатиров, минотавров, прочих выползней греческой мифологии? Не вопрос, растолкуем. 40-е, 50-е, 70-е? О, это целые эпохи, полное их описание займёт не один час, но вот, вкратце, основные тенденции… О современных брендах он знал только то, что почерпнул когда-то из журналов мод — к блестящим, глянцевым обложкам Влада неуловимо тянуло. Журналы он покупал на свои завалявшиеся в кармане гроши, пристрастившись к этому делу примерно лет с четырнадцати.
— Ладно, хоть не пиво, — заметил Сав, когда Влад поведал ему свою историю.
— Если бы это было пиво, мне бы меньше перепадало, — ответил Влад.
Не рассказывал он, разве что, как устроившись с журналом под столом в своей комнате — единственным более-менее безопасным местом в доме, потому, что его не было видно из коридора (даже закрыв дверь, Влад никогда не чувствовал себя в одиночестве. Отец мог зайти без стука — отобрать в очередной раз тетрадь с рисунками и переломать все цветные карандаши. После чего с громким хохотом удалялся), Влад мастурбировал на оголённые спины моделей или выгодно подставленную в объектив грудь. Или обтянутую тугими джинсами попу. В конце концов, один вид глянцевых толстячков на магазинной витрине начал вызывать в нём смесь отвращения, стыда и деревянной эрекции. И тогда он, без малого шестнадцатилетний парень, решил: хватит этой зависимости. Он вполне может обойтись и без этого.
И Влад действительно сумел завязать. Прошло два месяца, прежде чем он заметил перемены. Ноющее желание заползти в любимую норку под столом сошло на нет. Затравленное выражение из глаз исчезло, плечи, вечно стремящиеся к земле, как повядшие листья алоэ, воспряли и подняли позвоночник, напитав его частичкой достоинства. Он перестал жевать губами — ещё одна навязчивая привычка, которая не давала покоя ни Владу, ни окружающим людям. Губы у него были вечно распухшие, с болезненно-белыми прожилками. Отец даже на минуточку подумал, что сын на всех парусах несётся к нормальной жизни, но застал его на следующий день за набиванием тряпочной куклы. Сексуальные потоки своего организма, эти доставшиеся от природы бичи наслаждения, он ни разу с тех пор не активировал. Не был ни с одной женщиной — как не был и не с одним журналом.
Влад не знал, во что был «влюблён» (если так вообще можно выразиться) больше — в красивых девушек или в платья, в которые они были одеты. Время показало, что второе. В голове у него по-прежнему хранилась картотека личных предпочтений: продукцию многих популярных дизайнеров и модельеров он знал тогда наизусть, хотя зачастую забывал их имена. Он любил одежду на женщинах, но был уверен, что знает, как сделать её лучше. Гораздо лучше. Закрутить женщину, этого голого червячка, в кокон, из которого она родится настоящей бабочкой. Создать предвкушение этого рождения, до дрожи, до трепета. Ведь предвкушение, чувство голода — Влад почерпнул это из своего опыта, во время добровольной изоляции от журналов — вызывает, в отличие от конечного продукта, настоящую бурю эмоций. Ты со своей фантазией будто становишься участником процесса появления на свет новой жизни. Вся мода увивалась вокруг идеи оголить привлекательные части женского тела и скрыть непритязательные, с моралью она вступала в конфронтации постоянно, что уж говорить о чувстве прекрасного, которое регулярно попирали все, кому не лень. Уродливые города. Уродливые люди. Уродливые, эгоистичные идеи — корпорации, концерны, демократия, и прочая, и прочая… Чувство пресыщенности — вот чем заменяла его современная мода.
Влад был категорически с этим не согласен.
Новые идеи ломились наружу, обещали вынести барабанные перепонки и сжечь всё там, внутри, если их не выпустят наружу. Шесть костюмов было уже готово; кроме того, эскизы плодились не по дням, а по часам. В творчестве Влада преобладали мотивы скрытой энергии. Будто лёд, что пучится перед самым половодьем — так же и ткань призвана скрывать энергетические потоки, давать возможность зрителям через тонкие намёки почувствовать пульсацию жизни. Длинные закрытые платья, несколько более целомудренные, чем это возможно. Обнажённые плечи, которые словно тщились поведать тому, кто преклонит к ним лицо, тайну.
— Если эти платья уйдут в серийное производство, — говорил Сав, — следует ввести новые правила этикета. Целовать дамам плечи.