Другим общественным явлением, которое культура может освещать, а может и игнорировать, является война. Там, где войны ведутся активно, у них могут быть самые разные цели, способы их ведения могут различаться в зависимости от государства, и законы у них могут быть самые разные. Как в случае с ацтеками, война может служить способом взятия пленников для религиозных жертвоприношений. Поскольку испанцы воевали на уничтожение, с точки зрения ацтеков они нарушали правила игры. Ацтеки в ужасе отступили, и Кортес вошел в столицу победителем.
В разных точках мира есть еще более причудливые взгляды на войну. Для наших целей достаточно будет отметить те места, в которых две общественные группы вообще не устраивают взаимного кровопролития. Лишь вследствие нашего близкого знакомства с понятием войны нам кажется очевидным, что в отношениях между двумя племенами состояние войны и состояние мира должны чередоваться. Разумеется, такие представления весьма распространены во всем мире. Но, с одной стороны, для некоторых народов допустить вероятность состояния мира невозможно, поскольку в их представлении это будет равносильно причислению своих врагов к разряду людей, которыми они по определению быть не могут, даже если отлученное племя принадлежит той же расе и культуре.
С другой стороны, для иных народов в равной степени невозможным будет допустить вероятность состояния войны. Расмуссен описывает, с каким замешательством эскимосы восприняли его рассказ о наших обычаях. Эскимосы прекрасно понимают, что значит убить человека. Если он стоит на твоем пути, ты взвешиваешь свои силы, и, если ты готов пойти на это, ты убиваешь его. Если ты силен, общественное наказание тебе не грозит. Но им чужда мысль о том, что одна эскимосская деревня может пойти войной на другую эскимосскую деревню, или одно племя – на другое, или что одна деревня может наброситься на другую из засады, как на легкую добычу. Ко всем убийствам относятся одинаково, и их не делят на категории, как у нас: те, которые можно оправдать, и те, которые караются смертью.
Я и сама пыталась поговорить о войне с индейцем, проживающим на территории испанских миссий в Калифорнии, однако это было невозможно. Их непонимание войны было глубинным. В их собственной культуре отсутствовал фундамент, на котором это понятие могло бы существовать, а их попытки разобраться в нем свели великие войны, которым мы готовы ревностно посвящать себя, к уровню уличных потасовок. Так сложилось, что у них отсутствовала культурная модель, которая бы провела границу между этими явлениями.
Даже несмотря на то, сколь много война значит для нашей цивилизации, мы вынуждены признать, что эта черта противообщественна. В хаосе, что разразился после мировой войны, все доводы военного времени, утверждавшие, что война воспитывает в человеке мужество, альтруизм и духовные ценности, приобрели оттенок фальши и чего-то оскорбительного. Война в нашей культуре служит столь же показательным примером того, до каких губительных пределов способна дойти черта, отобранная культурой. Если мы и оправдываем войну, то лишь потому, что народы всегда оправдывают присущие им черты, а не потому, что война обладает какими-то достойными признания заслугами.
Война – не единственный пример. По всему миру и на всех уровнях сложной конфигурации культуры мы можем увидеть образцы чрезмерного и, в конце концов, противообщественного развития той или иной культурной черты. Отчетливее всего такие примеры видны там, где устоявшиеся обычаи идут вразрез с биологическими стимулами. Общественная организация имеет в антропологии довольно узкое значение в силу того, с каким единодушием все общества, основываясь на типе взаимоотношений между людьми, выделяют группы, между членами которых брак воспрещен. Ни один народ не рассматривает в качестве возможных партнеров всех женщин. Это происходит не из стремления, как часто полагают, предотвратить близкородственные, в нашем понимании, связи, поскольку во многих уголках мира в жены предопределена двоюродная сестра, часто дочь брата матери. Категории родственников, на которых этот запрет распространяется, разные у разных народов, однако в наложении ограничений все общества схожи. Ни одна человеческая идея не обрела столь постоянной и детальной проработки, как идея о кровосмешении. Группы, в рамках которых половая связь будет считаться кровосмешением, часто выступают важнейшими действующими единицами племени, и обязанности каждого индивида в отношении других членов группы определяются типом их родcтвенных связей. Эти группы выступают единицами религиозных церемоний и экономического обмена, и невозможно преувеличить значимость той роли, которую они сыграли в истории общества.