— Послушайте, мадам Дэбаред, а что, если попробовать, чтобы ко мне на уроки его водили не вы, а кто-нибудь другой. Посмотрим, может, хоть это что-нибудь даст…
— Не хочу! — громко запротестовал малыш.
— Боюсь, мне это будет очень больно, — взмолилась Анна Дэбаред.
— Сожалею, но нам придется пойти на это, — настаивала на своем мадемуазель Жиро.
На лестнице, едва за ними захлопнулась дверь, малыш сразу остановился.
— Ты видела, какая она злюка?
— Ты делаешь это назло?
Мальчик внимательно разглядывал стадо подъемных кранов, теперь неподвижных на фоне неба. Где-то вдали зажигались огнями предместья города.
— Не знаю, — ответил малыш.
— Боже, как же я тебя люблю.
Внезапно мальчик стал медленно спускаться вниз.
— Я больше не хочу учиться музыке.
— Гаммы, — проговорила Анна Дэбаред, — я никогда их не знала, но разве можно без них?
VI
Анна Дэбаред не вошла внутрь, а остановилась в дверях кафе. Шовен устремился ей навстречу. Едва он оказался рядом, она обернулась в сторону Морского бульвара.
— Уже столько народу, — тихонько пожаловалась она. — Эти уроки музыки, они кончаются так поздно.
— Знаю, — отозвался Шовен, — я слушал ваш урок.
Мальчик высвободил руку, удрал на тротуар, горя желанием побегать, как привык по вечерам каждую пятницу. Шовен поднял голову к небу, еще чуть освещенному, темно-синему, и подошел к ней поближе, она не попятилась, не отступила назад.
— Скоро уже лето, — заметил он. — Пойдемте.
— Но в наших краях этого почти не чувствуешь.
— Да нет, бывает, что чувствуешь. Вы и сами знаете. Вот, например, нынче вечером.
Мальчик перепрыгивал через канаты, напевая сонатину Диабелли. Анна Дэбаред последовала за Шовеном. В кафе было полно народу. Мужчины залпом, будто по обязанности, выпивали свое вино, едва их обслуживали, и тотчас же торопливо расходились по домам. Им на смену являлись другие, из цехов, что подальше.
Не успев переступить порог кафе, Анна Дэбаред остановилась как вкопанная. Шовен обернулся к ней, подбодрил улыбкой. Они прошли в самый дальний конец длинной стойки, меньше всего на виду, где она выпила свой бокал вина, очень торопливо, залпом, как мужчины. Бокал еще дрожал у нее в руках.
— Сегодня уже неделя, — промолвил Шовен, — семь дней.
— Да, семь ночей, — проговорила она, будто невзначай. — Ах, как же хорошо это вино.
— Семь ночей… — повторил Шовен.
Они отошли от стойки, он увлек ее за собой в дальний конец зала, усадил там, где захотел. Мужчины в баре все еще смотрели на эту женщину — по-прежнему удивленно, но теперь уже издали. В зале стояла тишина.
— Так, значит, вы слышали? Все эти гаммы, которые она заставила его сыграть?
— Было совсем рано. В кафе еще не пришли посетители. Должно быть, окна на набережную были открыты. Так что я слышал все, даже гаммы.
Она улыбнулась ему с благодарностью, выпила еще. Руки, держащие бокал, уже не дрожали, разве что самую малость.
— Понимаете, вот уже два года, как я вбила себе в голову, что он непременно должен учиться музыке.
— Да-да, понимаю. Это тот большой рояль, что стоит сразу слева, как входишь в гостиную?
— Да, тот самый. — Анна Дэбаред крепко сжала в кулаки руки, заставляя себя успокоиться. — Но он еще такой ребенок, ах, если бы вы знали, какой он еще несмышленыш, прямо не знаю, может, я и не права…
Шовен рассмеялся. Они были одни в глубине зала. Ряды посетителей у стойки все редели и редели.
— Послушайте, но ведь он отлично знает гаммы, разве не так?
На сей раз настал черед засмеяться Анне Дэбаред — она расхохоталась громко, во все горло.
— Да, что правда — то правда, он их отлично знает. Даже та дама согласилась, просто, видите ли… временами мне приходят в голову всякие странные мысли… Ах, смех да и только…
Она все хохотала и хохотала, но, когда приступы смеха стали ослабевать, Шовен вдруг заговорил с ней совсем в другом тоне:
— Вы стоите, облокотившись на этот рояль. Меж обнаженными грудями с платья спускается тот самый цветок магнолии.
Анна Дэбаред очень внимательно прислушивается к его словам.
— Да, так оно и было.
— Всякий раз, когда вы наклоняетесь, этот цветок слегка касается округлостей вашей груди. Вы прикололи его небрежно, слишком низко прихватив стебель. Это огромный цветок, вы выбрали его, не подумав, наугад, он оказался слишком велик для вас. Лепестки его еще тверды и упруги, ведь он полностью расцвел и раскрылся только минувшей ночью.
— Я смотрю в окно?
— Выпейте еще немного вина. Ваш малыш играет в саду. Да, вы смотрите в окно.