Выбрать главу
аже когда был совершенно пуст. Эти неоправданно помпезные коридоры казались бестолковыми лабиринтами, а все люди, что встречались ей на пути - пустыми оболочками.  И если коридоры не были виноваты к такому ее к ним отношению, то люди определенно это заслужили. Большинство из тех, кто был представлен ко двору, вели себя с ней, как с грязью, недостойной внимания собачонкой короля. А она была человеком. И уж только потом той, кем сделал ее король.  Своей фавориткой и излюбленной игрушкой.  Авельхельд Монтри давно считалась придворной шлюхой короля. Как только ему наскучила жена, он нашел ей замену в лице красивой, но безродной молодой девицы. Естественно, никакой возможности отказаться у нее не было. Так Авельхельд оказалась в этом дворце, в своем мучительном плену.  Шел восемнадцатый год ее заточения, а она все еще надеялась когда-нибудь из него выбраться. Ведь когда-то король должен утратить к ней интерес.  Или - что гораздо более вероятно - умереть.  Да, тогда ее вышвырнут из дворца, словно блохастую собаку, но Авельхельд была уверена, что сможет выжить. Безусловно, ей уже никогда не найти себе мужа и не родить ему детей - об этом она даже и не мечтала - но дожить свой век с достоинством приличной женщины она еще могла. И всем сердцем верила в то, что ей это удастся.  Но пока, пребывая в статусе “фаворитки” короля, она обязана была не только постоянно ублажать его, но и терпеть всю праздную суету, что каждый день учиняли вокруг него подданные. Можно сказать, этим Авельхельд заменила королеву, но это ни капли ее не успокаивало.  Сегодня ей снова предстояло вытерпеть череду монотонных встреч и аудиенций, стоя возле трона своего государя и одаряя улыбкой всех, кто почтил его своим присутствием. И если Авельхельд раздражал пустой дворец, то что уж говорить о приемном зале, полном людей, каждый из которых ждет своей минуты, чтобы подойти к трону, поклониться, пролепетать пару слов, получить на них бессмысленный ответ и уйти? Женщина была вне себя от злости, которую за эти годы она безупречно научилась прятать в глубине души.  Когда-то давно зал приемов показался ей даже красивым. Он отличался едва ли не самым строгим и сдержанным интерьером во всем дворце - на высоких колоннах не было помпезной лепнины, потолок украшали золотые узоры, а не разноцветные фрески. Даже хрустальная люстра, несмотря на свои огромные размеры, смотрелась скромно по сравнению с теми, что висели в будуарах и бальных залах.  Здесь дышалось гораздо легче, чем в любом другом месте дворца - наверное, из-за светло-бежевых стен и огромных окон, пропускающих солнечные лучи и дневной свет внутрь.  И все же даже этот зал давным-давно опостылел Авельхельд. Женщина наизусть знала каждый сантиметр мраморного пола и бордового ковра, что вел от высоких двустворчатых дверей к трону. Потому что чаще всего ей приходилось смотреть именно в пол, а не на гостей - так остры и жестоки были их осуждающие взгляды.  Если бы они только знали, как сильно она ненавидит это место!  Авельхельд сжала тонкими пальцами спинку трона, на котором развалился ее “возлюбленный”. Встречи еще не начались, а он уже выглядел так, словно смертельно устал от всего этого. У Авельхельд гораздо лучше получалось держать себя в руках и не выдавать своих истинных эмоций.  Впрочем, король Овель выглядел недовольным большую часть своей жизни. Несмотря на то, что ему уже перевалило за шестьдесят, он до сих пор временами вел себя, словно избалованный мальчишка, кривил губы и корчил гримасы, стоило хоть чему-то пойти не так, как он желал. Даже его сыновья в этом плане были гораздо терпимее.   Овелю давно пора передать трон своему старшему наследнику. Дела королевства уже несколько лет перестали идти в гору, люди стремительно беднели, да и внешняя угроза… не стоило о ней забывать.  Но Овель забывал обо всем. Он напивался до беспамятства, чтобы на следующий день мучиться похмельем, затевал бесконечные пирушки и глупые игры - и на всем этом Авельхельд необходимо было присутствовать.  Не было никого на свете, кого она бы ненавидела сильнее, чем короля Овеля. Каждый раз, когда женщина пыталась поговорить с ним на важные государственные темы, он напоминал ей о ее месте при дворе, и Авельхельд неизменно замолкала.  Иногда ей казалось, что Гойхим катится в пропасть, пока корона украшает плешивую голову Овеля. Но, очевидно, так казалось только ей одной.  Двое гвардейцев в темно-зеленых мундирах распахнули двери, и в зал хлынула толпа людей в лучших своих нарядах: кто-то - в парадных камзолах с роскошными воротниками, кто-то - в нежных платьях с тугими корсетами. Все они о чем-то не замолкая шептались, отчего доселе тихий зал наполнился раздражающим жужжанием.   Авельхельд пересчитала собравшихся - тридцать, сорок, пятьдесят… С ума сойти! Ей предстоит стоять здесь очень и очень долго. От этого тошнотворного предчувствия у нее тут же разболелась голова.  Посетители разделились на две половины, оставив свободной прямую дорогу к трону. Так полагалось по дворцовому этикету. Дамы томно обмахивались веерами, мимолетно бросая косые взгляды на Авельхельд. Она старалась не обращать на них внимание, чтобы не портить и без того отвратительное расположение духа.  К помосту, где стоял королевский трон, вышел невысокий человек в золотом камзоле. Авельхельд не помнила его имени, но смогла бы узнать его голос с первого звука. Это был королевский глашатай - он объявлял, кто и с каким прошением пожаловал к королю. В руках его неизменно был большой лист со столбцом имен, титулов и званий. Все собравшиеся затихли в ожидании, позволяя Авельхельд насладиться мигом тишины.  Глашатай водрузил на свой крючковатый нос пенсне и вдохнул полной грудью.  И как раз в этот момент из коридора донеслись поспешные шаги. Кто-то стремительно бежал в зал приемов, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета. Авельхельд напряглась - случилось что-то очень важное, если этот человек вынужден так спешить. Он пулей влетел в зал и бросился к трону, распугивая своим видом знатных особ.  Это оказался молоденький гвардеец. На его щеках проступили красные пятна, волосы растрепались, а сам он так задыхался, что несколько мгновений не мог вымолвить ни слова, уставившись на короля огромными испуганными глазами.  Что могло привести его в такой ужас?-Ваше Величество, -Порывисто выдохнул он, низко склонившись в знак уважения, -Требуют вашей аудиенции.  Высокородные гости охнули. У кого могло хватить смелости заявиться к королю с требованием аудиенции просто так? Чтобы получить подобную привилегию, нужно было написать прошение в королевскую канцелярию, дождаться ответа и прийти во дворец в назначенный день. Порой это занимало от нескольких недель до нескольких месяцев.  Шепотки пронеслись по залу волной недовольства. Такой поступок считался при дворе неслыханной наглостью. Ни один герцог не способен был позволить себе подобную выходку.  Авельхельд не видела лица короля, но когда его голос громыхнул над залом, ей показалось, что в нем звучало редкое, почти невероятное для Овеля чувство - интерес:-Кто?  Гвардеец не позволил себе даже взглянуть на короля.-Эндгер Тайшец, -Глухо сказал он, -И он уже идет сюда.  Зал взвыл от негодования, в то время как в душе у Авельхельд что-то екнуло. Нет, в этом не было совершенно никакой нежности или даже привязанности.  Просто ко двору вернулся единственный человек, который умел думать. Он не тратил свою жизнь на пирушки и веселье, он использовал то, что дала ему природа, по назначению.  И за это Авельхельд бесконечно его уважала.  В отличие от всех остальных собравшихся.  Женщина могла их понять - в их глазах Эндгер Тайшец был всего-навсего выскочкой, таким же мусором, каким была и сама Авельхельд. Но если она попала сюда за свою красоту, то он отличился своим необычным талантом. А еще умом, который был острее любого клинка.  Гости презрительно кривили носы от одного только звука его имени. Авельхельд могла вздохнуть с облегчением - теперь ее персона возле королевского трона вряд ли кого-то заинтересует. Подумать только - самый известный выскочка королевства явился ко двору после длительного отсутствия!  Уже завтра об этом напишут все газеты города, стремясь как можно сильнее очернить в своих статьях незваного гостя.-Я уж надеялась, что он сыскал свою смерть в какой-нибудь подворотне, -Громогласно объявила одна богатая дамочка другой. Авельхельд ясно могла их расслышать.-Или в грязи, где этому щенку и место! -Скривилась ее собеседница.  Гвардеец, принесший плохую весть, поспешил ретироваться, в то время как глашатай оказался в явном замешательстве. Он смотрел на свой лист, словно ожидая, что в нем по волшебству появится еще одно имя, титул и звание.   Зал ненадолго затих, но снова встрепенулся, едва в конце коридора появилась чья-то фигура. С такого далекого расстояния невозможно было определить, кто это, но все собравшиеся были уверены - это и есть предмет их жгучей ненависти.-Не завидую его будущей жене - у него ужасная походка!-О какой походке ты говоришь, ты его вообще видела!?  Авельхельд усмехнулась, глядя на этих дамочек, что так бесстыдно перемывали кости бедному Эндгеру, не сделавшему им ровным счетом ничего плохого. Женщина покосилась на их мужей, что безмолвными статуями застыли рядом - вряд ли они были намного прекрасней незваного гостя: старые, толстые, истекающие по