– Ну так как, Софи, станешь первой на борту «Ковчега», кто вживит себе мою малышку? – не унимался Арни.
– Солнце, вот на кой черт мне это делать сейчас, когда, во-первых, нам лететь до места еще шесть лет, а во-вторых, до сих пор никаких подтверждений о наличии внеземной разумной жизни не получено абсолютно ниоткуда, и Нью Хоуп не исключение, – повернулась я к приставучему ксенолингвисту. – Для чего мне тогда пригодится твой переводчик? С тамошними пресмыкающимися находить общий язык?
Конечно, при всей симпатии я не собиралась посвящать парня в то, что последним желанием моего отца, даже прописанном в его завещании, была настойчивая рекомендация отказаться от любых вмешательств в организм и усовершенствований. И пока мне удавалось, в общем-то, следовать ей, позволив себе только крайне необходимый минимум. Из всего инородного, не родившегося со мной на этот свет, во мне сейчас были коммуникатор, противозачаточный наночип и капсула экстренной первой помощи, которая должна обеспечить выброс однократной дозы замедляющих все жизненные процессы почти до нуля веществ и вызов помощи одновременно, если я получу тяжелую травму любого свойства. Кратковременная шоковая «заморозка» всех функций давала дополнительное время для обнаружения объекта, то бишь меня, транспортировки и реанимационных процедур, сложись все совсем паршиво. Внедрить их нас обязали, без всяких исключений, и мне пришлось смириться.
– Ты пессимистка, Софи! Так нельзя! – не всерьез возмутился парень. – Ты должна лететь в новый мир с твердой уверенностью, что нас ждут величайшие открытия.
– А я и так лечу с этим настроем! – поднялась я из-за стола и прихватила свой поднос. – На Нью Хоуп для биолога просто непочатый край работы. Думаю, даже для нескольких поколений биологов!
Сказала и тут же пожалела, заметив, как помрачнело лицо вечно жизнерадостного ксенолингвиста. Всем по умолчанию было в принципе понятно, что их присутствие на Ковчеге – просто дань формальности или, может быть, привычке человечества продолжать поиски разума за пределами нашей планеты, хотя, по большому счету, в обнаружение ее на самом деле уже почти никто и не верил. Разве что вот такие энтузиасты, как сам Арни, которые годами корпели над изучением, расшифровкой всех найденных за историю человечества письменных артефактов, дабы дать не только новое звучание мертвым и давно забытым языкам, но и использовать их основы для расширения потенциала внедряемых переводчиков для астронавтов в тщетной надежде, что однажды это поможет найти способ общаться с теми, кого они встретят в глубинах космоса.
– Извини, – неловко улыбнулась и торопливо прошла к утилизатору, избавляясь от посуды.
– Эй, Софи, прекрати! – догнал меня снова беззаботно улыбающийся Арни в коридоре. – Все нормально, я же хоть и мечтатель, но реалист!
– Госпожа Старостина, на пару слов! – капитан Тюссан стоял в нескольких метрах от нас и холодно, даже, как мне показалось, с некой долей осуждения смотрел на приобнявшего меня за плечи Арни, который, похоже, пока никуда уходить не собирался. – Господин Штерн, беседа будет носить конфиденциальный характер.
– А, – встрепенулся парень, подтверждая мои наблюдения, что нашему капитану не пойми каким образом удается почти зачаровывать людей, вне зависимости от пола и сексуальных предпочтений. – Увидимся позже, Софи!
Развернувшись, Тюссан пошел вперед, предоставляя мне возможность пялиться на его широкую спину, идеальной формы задницу, мощные мышцы бедер, к слову, мой своего рода фетиш, и даже не утруждался оглядываться, чтобы убедиться, что я следую за ним как привязанная. А зачем? Как будто могло быть по-другому. И мне приходилось пошевеливаться, потому что один шаг долговязого капитана был почти равен моим двум. Остановившись перед открытым обычно дверным проемом одной из малых кают-компаний, Тюссан наконец вспомнил о манерах и жестом предложил мне войти первой.
– Временная блокировка! – громко произнес он, и обычно скрытая матовая дверь выехала, с кратким шипением перекрыв доступ в помещение. – Не записывать!
Я сглотнула, борясь с чувством тревоги и неловкости, мгновенно становящейся мало контролируемым раздражением, когда это касалось капитана. Что он собирается мне сказать? Что все же нашел кого-то мне на замену и безмерно рад избавиться от моего присутствия?
– Присядьте. – Не предложение, а настоятельная рекомендация, отказаться следовать которой чревато.
Я примостилась в одно из кресел, пытаясь хранить невозмутимость и готовясь не выказать своих чувств, как бы дело ни пошло. В конце концов, пока «Ковчег» не отбыл, любое решение капитана я могу обжаловать и непременно это сделаю, если он… Вот зараза!
Тюссан шагнул ко мне и, схватившись за подлокотники, присел на корточки и чуть наклонился так, что наши лица оказались напротив, а расстояние между моими коленями и его грудью исчислялось парой сантиметров.
– Госпожа Старостина, мои наблюдения показали, что в обществе Модификатов Вы ведете себя совершенно иначе, нежели в присутствии Естественных. Если мне это просто почудилось, то исправьте меня!
От наглого нарушения моего личного пространства и властной энергетики, прущей от Тюссана, меня мгновенно бросило в жар, но природа этого жара оказалась весьма неоднозначна – не гнев в чистом виде уж точно. Но время ли сейчас это анализировать? Золотистые глаза требовательно сверлили меня, вот только в поисках ответа на заданный вопрос или в ожидании реакции на свою явную провокацию – неизвестно. Был выбор: соврать, но могу утверждать на все сто, что капитан это с легкостью прочтет, или сказать правду. В обоих случаях это грозило вылиться в проблемы, так что, учитывая, что любая ложь всегда была мне поперек горла, я рискнула.
– Вам это не показалось, капитан! Но это изменение поведения имеет сугубо личностные корни и никак не повлияет на мою способность отлично выполнять должностные обязанности! – Вот же, ужас, я тараторю, как какая-то идиотка! Еще бы трястись и умолять начала! Но какой же он все-таки здоровенный, даже когда сидит вот так. Чувствовала себя в самой настоящей западне, так и хотелось чисто инстинктивно начать лягаться и вырываться, хотя он и пальцем не прикоснулся, но сознание бунтовало на первобытном уровне, отказываясь добровольно признать положение жертвы этого подобия хищника. На такую реакцию он рассчитывал?
– Госпожа Старостина, мне ли Вам объяснять, что нет неважных аспектов, когда дело касается чего-то столь масштабного и необратимого, как полет, подобный нашему. – Театральная пауза и почти удушающий визуальный контакт, сил и права разорвать который у меня точно нет.
Что, вот сейчас он и скажет, что могу убираться на Землю?
– Предлагаю Вам заняться решением сейчас, до того как все превратилось в проблему. – Он чуть передвинул руки на подлокотниках, и я невольно резко вдохнула, отвлекаясь на его широкие ладони с длинными «музыкальными», как ни странно, пальцами и улавливая его запах. Очень интересный у капитана парфюм. Не агрессивный, как большинство мужских ароматов, а, наоборот, какой-то еле уловимый, заставляющий принюхаться снова, чтобы разобрать все нюансы, и при этом неожиданно обволакивающий.
– Что Вы имеете в виду? – не желая показать слабость или неуместную заинтересованность совсем не тем, что нужно, вернулась к прямому контакту наших глаз. Странная радужка, чисто золотистая у зрачков и с множеством крапинок цвета шоколада ближе к краю, формирующих темное кольцо.
– Для начала – согласие на выяснение причин Вашей такой реакции на людей с разным генетическим статусом. – Тюссан наконец поднялся, и я, как могла, скрыла облегченный вздох.
– Посылаете меня к мозгоправу? – Черт, противно это, конечно, тем более что я прекрасно отдаю себе отчет в наличии и источнике затруднений, которым, собственно, сама и являюсь, но если так надо, чтобы сохранить свое место на «Ковчеге», то я готова.
– Нет, все не так радикально, – уголок рта Тюссана дернулся и приподнялся, а глаза прищурились. Он мне улыбнулся? Да ладно? – То есть, конечно, отправить Вас к профессионалу было бы правильно, но только в том случае, если бы я не ощущал вины за Ваше нынешнее поведение.
– Простите? – Что вообще происходит?
– Госпожа Старостина, могу я Вас называть «София»? – Нет, не можете, с чего бы это?
– Да, конечно, – вместо этого пробормотала я, наблюдая, как он величаво усаживается напротив.
– Итак, София, так уж вышло, что в нашу первую встречу я повел себя не слишком корректно. – О, так теперь именуют высокомерие, граничащее с откровенным хамством? – Теперь мне за это стыдно, и я отдаю себе отчет, что раздражение на сложившиеся обстоятельства, за которые Вы ни в коей мере не были ответственны, нисколько не оправдывает меня. Поэтому извиняюсь и предлагаю совершить… хм-м… некую перезагрузку наших неверно сложившихся взаимоотношений, что, видимо, и послужило для Вас причиной напряженности в общении с остальными Модификатами.