"Анри" - сочинение леди Фламмери! Анри! Кто бы это мог быть? Нам рассказали под строжайшим секретом, что талантливая и одаренная Сафо нашего полушария открыла некоторые любопытные подробности в жизни некоего молодого шевалье, появление которого в Риме так встревожило двор Тю-ль-ри. Анри де Б-рд-о находится в том возрасте, когда стрелы юного бога попадают в цель с роковой, точностью; и если маркиза делли Шпинати (чей портрет наша милая сочинительница нарисовала столь же высокородной рукой) и в самом деле так хороша, как об этом говорится, а все, кто вращается в избранных кругах Вечного города, утверждают, что это так, не удивительно, что она произвела такое впечатление на принца (Verbum sat {Сокр. от verbum sat sapienti мудрому достаточно слова (лат.).}). Мы слышали, что несколько экземпляров книги еще не распроданы. Предприимчивые издатели Соуп и Дидл объявили о выходе в свет еще нескольких творений, принадлежащих тому же непревзойденному перу".
Такая заметка, набранная петитом, появляется в газете рядом с какой-нибудь скромной рекламой медвежьего сала или сообщением о необыкновенной дешевизне листового железа в Корнхилле. И вот через три-четыре дня мой милый Тимсон, которого за это время успели пригласить на обед, помещает от своего имени и печатает самым крупным шрифтом заметку следующего содержания:
"Анри" - сочинение леди Фламмери.
Еще один прелестный неувядаемый цветок, из тех, что леди Фанни Фламмери непрестанно рассыпает на нашем пути. Произведение проникновенно и язвительно в одно и то же время; правдиво и страстно. Трудно решить, что более пленяет нас: поистине мужское величие ума ее сиятельства или же его поразительная, одним только нимфам свойственная утонченность. Какая удивительная сила воображения! Эта восхитительная волшебница по своей прихоти управляет нашими мыслями; она то подымает со дна души и приводит в смятение затаенные чувства и страсти, то озаряет нас безмятежными и радостными, как лето, улыбками. Как выразился один старинный бард, - чем только не обязаны мы женщине!
Чем только мы не обязаны ей! Это она одарила нас бесконечной любовью и счастьем, она утешила нас во всех душевных треволнениях, она послужила нам верной опорой и подала полезный совет; в радости она удостоила нас самого нежного сочувствия, в горе - самого искреннего сострадания. Мы смотрим в ее лучезарные глаза, и в этих бездонных кладезях любви тонут все наши заботы; мы внимаем ее голосу сирены, и от этой нежной музыки снова зарождаются в груди все похороненные надежды".
Еще добрых три четверти столбца продолжаются в том же духе. Я не могу похвастаться, сказав, что мне понятен весь этот бред; полагаю, однако, что все эти цветочки, ангелочки, цитаты из Вордсворта и античных трагиков прошибут кого угодно, и хотя вышеприведенный отзыв я сочинил сам и ни слова в нем не понимаю, но, право же, я убежден, что он написан превосходно.
Исписав таким образом три четверти столбца (Тимсон заготавливает все эти излияния в свободное время и приспосабливает их затем к любой из книг, которые выпускает леди Фанни), он переходит к частностям:
"Трудно вынести то неистовое возбуждение, в котором пребывают все фибры нашей души, пока мы читаем эти исполненные чувства страницы. И тем не менее такая сладостная отрава заключена в сем поэтическом бокале, что немыслимо не допить его до дна. Можно держать пари, что не найдется человека, который бы, начав читать том за томом это сочинение, мог остановиться, не дойдя до последней строки. Содержание книги можно кратко изложить следующим образом: Анри, находящийся в изгнании принц Франконии (легко понять прозрачную аллегорию), приезжает в Рим, где его представляют папе. На празднестве, устроенном в его честь в Ватикане, появляется танцовщица (самое обворожительное созданье, когда-либо выходившее из-под пера поэта). Молодой принц не может устоять перед чарами прыгуньи, он нашептывает ей слова любви, которым внимают с благосклонностью. Однако у него есть соперник - и весьма могущественный. Апулийская дева успела пленить воображение папы, и он сгорает от противозаконной страсти; между соперниками происходит самая потрясающая сцена из всех когда-либо написанных. Папа предлагает Кастанетте все соблазны мира, он даже готов отказаться от своей тиары и жениться на ней, но она отвергает его. Принц не может сделать подобного предложения, он не может жениться на ней: потомок Бурбонов, - изрекает он, - не имеет права запятнать себя мезальянсом. Он решает избегать ее. В отчаянье танцовщица бросается с Тарпейской скалы, и папа сходит с ума. Таково краткое содержание этой трагической повести.
Помимо фантастической части повествования, написанной в мрачных тонах и непревзойденной по мастерству, многое изображено в веселой и блистательной манере, в которой наш прелестный автор не знает себе равных. Образы маркизы делли Шпинати и ее возлюбленного герцога де Свинини восхитительны; интрига между принцессой Шницель и графом Бутербродом нарисована великолепно, всем, разумеется, известно, кто скрывается за этими персонажами. Изображение того, как саксонский посланник Картофельн подсыпает яд в блюда принцессы, - всего только изящное и правдивое повторение истории, взволновавшей в прошлом году дипломатические круги. Нельзя не отметить образы Антрекота Вестфальского и испанского шпиона Олла. Разве не поразительно, что столь тонкий поэт, как леди Фанни Фламмери, в такой мере наделен острым глазом и чувством комического, что ей могли бы позавидовать Рабле и Ларошфуко? Тем, кто задается подобным вопросом, мы можем ответить только одно: среди женщин вы не найдете другого такого примера, ибо до появления леди Фламмери ни одна женщина еще не достигала таких высот; да, женщинам эти высоты недоступны! Но если мы сравним ее с великим гением, перед которым все мы преклоняемся в священном трепете, я думаю, мы не оскверним сей святыни, сказав, что создатель Ромео и Дездемоны мог бы написать Кастанетту и Энрико; мы не покривим душой, утверждая, что, пока жив Шекспир, не померкнет слава леди Фламмери, и если мы заявим, что властитель сердец и дум всего мира обрел наконец равного себе гения, мы только отдадим должное леди Фламмери и тому, чей прах покоится на берегу Эвона!"