- Привет! – шепнул он. Хотелось протянуть руку к изъеденным временем кирпичам, когда-то белым, а теперь то ли пожелтевшим, то ли посеревшим от времени. К толстому морщинистому стволу тополя, от которого то здесь, то там непрошено пробивались к небу молодые ветки.
Замершие у подъезда парни подозрительно покосились в его сторону.
- Шихалиев! – привычным жестом вытащил удостоверение.
- Проходите!
Шихалиев шагнул вперёд. Воздух подъезда окутал его своей прохладой. А ещё запахами. Свежей краски, мусоропровода и какой-то еды, что готовилась за одной из старых, с прошлого тысячелетия оставшихся деревяных дверей. Шихалиев провёл рукой по облупившейся стене. Тёплой, слегка шероховатой, окрашенной грязно-болотного цвета краской - из тех лет, давно растворившихся в призрачной дымке прошлого.
- Прости, - шепнул, и в груди защемил колючий холодный комок. Шихалиев вытащил сигарету. Втянул горьковатый дым, выдохнул и тотчас загасил пальцами. Ещё несколько ступенек. Второй этаж направо. Дверь – та самая, ещё с тех времён. И снова поджарые парни в штатском у входа.
- Шихалиев
- Проходите.
В квартире деловито хозяйничал Лесов. Тощий и какой-то присогнутый, как стручок острого перца, с блёклыми, будто выцветшими остатками волос на висках и макушке и невыразительным бледным лицом.
- Доброе вам, полковник, - Лесов кивнул Шихалиеву и тотчас исчез в глубине одной из комнат,
чтобы через мгновение вынырнуть с книгой в руках. – Тут по вашей части
Шихалиев кивнул. Обои в прихожей были всё те же – в голубоватый блёклый мелкий цветок. На вешалке – потрёпанный золотистый халат и зелёная с золотой вышивкой татарская тюбетейка. Именно татарская, так похожая на ту, что носил Наиль в былые времена. Компьютер на столе – единственная примета современного бытия. Дорогой, с мощным корпусом и навороченным многофункциональным устройством. А ещё много книг. Старинных, потрёпанных и совсем новых. На русском, татарском, арабском и английском языках. С многочисленными закладками, на которых мелким неровным почерком Наиль делал пометки. Они лежали кругом – на столе, на массивном угловом диване, на котором так удобно сесть большой компанией. Ещё одна примета времени - вместо старого, потёртого продукта советского мебельпрома. Подушки на диване и под ним, чтобы можно было усесться прямо на ковре, прислоившись спиной к дивану. Так всегда делал Наиль, считая это сунной самого Пророка. Ведь в его времена арабы сидели именно так. И так же делал когда-то и он, внимая искренней и горячей проповеди Наиля.
- Полковник, - Лесов пролистал книгу и подкинул её вверх. – Взгляните. По вашей части.
Шихалиев протянул руку и бережно её. Сады Праведных – сборник хадисов в оригинале с построчным переводом.
- Я посмотрю.
Шихалиев присел на ковёр возле сброшенной в кучу исламской литературы. Жизнеописание Пророка, сборники хадисов, труды последователей. Многочисленные переводы Корана. Наиль всегда сравнивал их, не позволяя одной из трактовок необоснованно взять верх.
- Запрещёнка, - хохотнул стручок. – Она в списке. Вы не партьтесь особо. Наша экспертиза разберётся.
Шихалиев пролистнул «Сады Праведных» и взглянул на исходные данные.
- Запрещён один из переводов. Из-за неверной трактовки. Здесь – арабский текст с подстрочником.
- Да ладно, - усмехнулся стручок. – Все чурки потенциальные террористы. Так что особо не защищай. Я бдю. И за тобой тоже.
Полковника неприятно передёрнуло. И почему этот сбшиик вторгается в его жизнь, мешая расследованию\? Пусть делает свою работу и не мельтешит. А он будет делать свою. Вот только грудь давит всё сильнее. И от его слов, и от вновь наплывающих видений прошлого наплывших воспоминаний.
- Полковник, - невысокий парнишка лет двадцати – высокий и нескладный, похожий на ощипанного молодого петушка, вынырнул из спальни с пачкой бумаг.
– Зацените. Полный список членов организации.
Никольский улыбался. И себе, и миру, и даже свихнувшемуся солнцу, что вот уже вторую неделю поджаривало москвичей на адской сковороде. А ещё Алине Багировой. Она шла рядом, точнее шествовала почти модельным шагом, погрузившись в ведомые лишь ей мысли. Слишком юная и слишком красивая для грязной оперативной работы. «В балет бы ей», - промелькнуло в мозгу Никольского. Хотя нет. Отец из следкома никогда не позволит ей голыми ногами сверкать. Да и дядя Шерхан тоже.
- Стоп! – Багирова вдруг замерла на месте.
- Что тебе? – проворчал с деланым недовольством майор. Ещё вчера эта девица раздражала его своей назойливостью, а сегодня что-то неуловимо переменилось. Ему было приятно идти с ней вот так, по улице, рядом, ловя завистливые взгляды проходящих мимо мужчин. А ещё сидеть в кафе и глядеть в чёрные, как у оленёнка, глаза.