- Добрый… - начал было он, но замер, остановленный едва заметным жестом его визави.
- Проблемы, - прошелестел хвостатый. – Брат в больнице.
Мужчина оглядел собеседника – от белых начищенных туфель до вибившегося из-под резинки вихра на темени.
- В больнице, говоришь?
Собеседник хвостатого оглянулся - быстро, по лисьи. Небо стелилось в вышине сапфировой скатертью, посредине которой слепяще-ярким блюдцем ярилось огненное светило, будто отыгрываясь и за длинные зимние вечера, и за пробирающий до печёнок холод. Разлапистые кусты сирени раскидывали по сторонам тяжёлые грозди жирных, крупнолистных, будто выточенных из аметиста цветов. За кустами виднелась жёлтая россыпь дорожки, по бокам которой муниципалитеты заботливо расставили новенькие скамейки. Несмотря на позднее время, вокруг было на удивление пусто. Лишь сгорбленный суховатый старик скорчился на ближайшей скамейке и внимательно вчитывался в газетные строчки то ли спортивных, то ли международных новостей. Поношенное пальто светло-бежевого цвета казалось приросло к нему настолько, что он не снимал его даже в жару. А может просто чувствовал присущую старикам зябкость. Рядом, прислонённая к скамье, стояла трость. Чуть поодаль медленно, как в мендельсоновом марше, шествовала целующаяся парочка, то замиравшая в объятиях друг друга, то шли, взявшись за руки, то вдруг оставляли друг друга и бегом устремлялись к кустам, подгоняемые переливающмся через края молодым задором. На скамье поодаль присоседился загорелый парень с ноутбуком.
- В больнице, - приглушенно-шипяще повторил хвостатый. – Наи…
- Молчи, придурок, - оборвал его собеседник. - Разберёмся с твоими проблемами. Как Рюрикович?
Парень с хвостом обиженно хмыкнул.
- Пока под контролем. Но слишком многие жаждут…
- Понял. Кто, говоришь, братом-то занимается?
- А я почём знаю. Говорят, Шах замешан. У них вроде с юности тёрки. Видно зуб держит. Но свидеться никак – сами понимаете. А вы точно поговорите?
- Моё слово, брат. Веришь?
- Хотел бы верить или проверить, да выбора нет. Будет информация, маякните. Я мигом прилечу.
Невысокий господин отвернулся, пролистал меню и громко хмыкнул. Хвостатыйй же споро отступил в кусты сирени. Ещё мгновение, и он вовсе исчез за пустыми скамейками, где уже не сидел согбенный старик в пальто.
Невысокий осмотрелся. Приосанился, вскинул голову, расстегнул пиджак и проследовал к позолоченной двери ресторана. Кивнув швейцару, прошествовал мимо застывших в почтительных позах сотрудников
- Сиреневый зал. Забронировано.
Лондон. Частная клиника.
- Сашка, - собственный голос показался Айрин тягучим и тоскливым. Сон уходил медленно, будто тяжёлая пелена растворялась, освобождая сознание. Минуту назад они с Сашкой танцевали медляк на студенческой вечеринке. Это было на даче у Петьки, под Кунцево. Ей было легко и радостно, а Сашка, как всегда, думал о чём-то своём. И глядел мимо её плеча в постепенно сгущающуюся темноту, поглощающую очертания кустов и придавающую немногочисленным плодовым деревьям черты причудливых сказочных существ. Голова кружилась. Тело казалось необычайно лёгким, а запах полыни кружил голову.
- О чём ты думаешь?
- Не знаю, - отозвался Сашка. - Наверное, о том, что когда-нибудь мы станем звёздами. Или звёздной пылью, рассеянной среди планет.
Это было не обидно. Ну разве что чуть-чуть, ведь она знала, что именно ей вслед глядит добрая половина мужского состава их курса. Но ей нужен был он. Именно его близость порождала в её груди то самое ощущение полёта и волшебства.
- Ну и смешной ты, - рассмеялась она, обняв его за плечи и прижавшись к крепкой Сашкиной груди. – С тобой танцует самая красивая девушка курса, а ты говоришь о звёздах.
Он отстранил её. Мягко и бережно но в то же время вполне определённо.
- Просто я честен с тобой. Ты мой друг, и я не хочу лгать. В последнее время я часто думаю о том, что ждёт нас там.
- Ты думаешь о смерти?
- Нет. О жизни. О жизни там, за чертой. Интересно, там есть цветы? И птицы? И какое там небо? А может, вообще там нет ничего, и всё, что я называю собой, вскоре растворится в банальном небытии.
Айрин остановилась, высвобождаясь из кольца сомкнувшихся на её талии рук. Лицо Сашки вдруг стало серьёзным. Будто он уже перешёл ту самую черту и стоит на краю жизни, вглядываясь в неведомое будущее. Или в глаза встречающего его апостола Павла, как говорила её бабушка, до самой смерти ежедневно посещавшая церковь.