- Почему бы и нет.
- Так чего мы ждем?
Морпех смотрит в пустой стакан.
- Я уезжаю в Патройю. Сегодня вечером.
- Ох, бедняжка! – блондинка проводит пальцем по его щеке. - Тогда тебе срочно нужен сувенир на память.
Вместо ответа морпех оглядывает девушку с ног до головы. Не особо ласково.
- Твой триппер, что ли? – говорит он грубо. – Нет уж, спасибо.
- Кретин! Я чистая!
- А мне по хрену.
Потом я ухожу в местный гальюн, а когда возвращаюсь, вижу, как морпех поднимается наверх с той, рыженькой Ноной.
Видимо, ему был нужен какой-то совершенно определенный триппер.
Нона на ступеньках оглядывается – я салютую ей кофейной ложечкой. Она улыбается мне и подмигивает.
Я – особенный.
* * *
На столе лежит забытая морпехом фотографическая открытка. На ней – комната (бордель?), полураздетая девушка в белом корсете, поставив ножку на табурет, поправляет чулок. Фотография раскрашена от руки. В пальцах у девушки дымится сигарета.
Цветные пятна: желтое покрывало на зеркале, розовая юбка и ярко-голубая лента на подвязке.
Я беру открытку и разглядываю. За этим занятием меня и застают.
- Молодой человек?
Я поднимаю голову. Передо мной – типичный кабинетный ученый: худой, в драповом клетчатом костюме, непричесанный, в очках. Не такой уж и старый, кстати. Многие офицеры параллельно учатся в Университете, изучая кто иностранные языки, кто философию и математику… Вспомнил! Он читал лекцию в офицерском клубе. Что-то про восточную культуру. Кажется, было даже интересно.
- Профессор?
- Вообще-то я всего-навсего лиценциат. Но с правом чтения лекций, – он произносит это с гордостью. Да, точно он.
- Что вы делаете в этой дыре, профессор?
- Вы, наверное, удивитесь, молодой человек, но... я здесь работаю.
Некоторое время я пытаюсь связать обстановку и обитателей «Канатоходца» с понятием «работа». Выходит что-то странное. М-да.
Профессор смотрит на меня и говорит:
- Я вас шокировал?
- Э… ну, я как-то лучше думал о человечестве.
Он начинает смеяться. Хороший смех.
- Нет, ничего такого. Я собираю фольклор. Песни, легенды, байки, истории, даже сказки.
- Здесь? – я поднимаю брови. – В этом ээ… гнезде порока?
- В этом прекрасном гнезде порока, прошу заметить! Знаете, я пишу книгу, - продолжает он чуть смущенно. - Если хотите, я мог бы рассказать вам о своей задумке... простите, запамятовал ваше имя…
- Зовите меня Козмо, - говорю я.
- Энгус.
Мы обмениваемся церемонными поклонами. Представляю, как идиотски это выглядит со стороны. Наплевать.
- Как вы относитесь к кофе, профессор?
- Честно говоря, гораздо лучше я отношусь к коньяку.
- О!
Нормальный человек. А по виду и не скажешь...
- Кстати, о символах. Существует очень простое, совсем в лоб, объяснение, каким образом Великая Бирма сумела завоевать Сиам – который вполне удачно отбивался от нее столетиями. Хотите услышать?
Я говорю: конечно.
- Скажите, Козмо, вы когда-нибудь встречали выражение: «Белый слон принадлежит королю»?
- Само собой. Сиамцы часто так говорят. А что?
- Дело в том: если допустить, что у Великой Бирмы появился некий символ, некое, предположим, тотемное животное, которое обладает большей силой, чем слон-символ Сиама…
- Какое же, например?
- Кит.
Я поднимаю брови.
- Э… бирманцам удалось приручить кита?
- И не просто кита. Белого кита, иначе символа не получится.
Я вспоминаю историю Теерасака.
Кто сильнее – слон или кит? Ганеша или Левиафан?
Некоторое время я молчу. Потом спрашиваю:
- И что?
- Вы не понимаете, Козмо! Тут дело не цвете животного или его физической силе – дело в уникальности.
Если белый слон – всего лишь аномалия, не такая уж редкая, кстати, то белый кит – аномалия из аномалий. Потому что это не альбинос, как думают некоторые… это просто очень и очень старый кит. Представляете, Козмо? Тысячелетний кит. Вот смотрите… - он приходит в волнение. - Допустим, кит дожил до тысячи лет, так? Тогда этот кит будет белым. Седым.
Этот кит своими глазами видел эволюционный процесс, о котором пишет сэр Чарльз Дарвин. Пыль, которая его покрывает – это пыль многих веков. Не побоюсь сказать: дарвиновская пыль.
А теперь смотрите, что получается дальше.
Пока у Сиама был королевский белый слон, ему удавалось отстаивать независимость. С появлением у Великой Бирмы некоего тайного символа – у Сиама не осталось ни шанса.
Тайный символ. Это важно.
Как это ни странно звучит, но империя создается символами, Козмо. И если символ теряет свое значение, свою мощь – империю ждет крах. Вы понимаете, о чем я?
Профессор смотрит на меня строгим взглядом преподавателя. Кажется, ему хочется спросить, как я усвоил материал. Я невольно усмехаюсь. Говорю: