Он поехал по извилистой дороге к пляжу только по той причине, что ему действительно было нечего делать. Он проверил свой сотовый. От Стива ничего. Ветер усилился, когда он приблизился к пляжу, листья шелестели, а ветви сгибались.
Он припарковался у пляжного домика, спустился к бетонному волнорезу и сел там, вспоминая все, но ничего особенного. Уже темнело, и он уставился на берег, на воду, прикуривая сигарету от зажженной спички и напоминая себе, что ему нужно бросить курить.
Он подумал о Стиве.
Он подумал о Таре.
Он трахает твою девушку, ты же знаешь. Эта мысль непроизвольно пришла ему в голову, и он усмехнулся себе под нос. Нет, не моя девушка. Уже нет. Если она вообще когда-нибудь была. Он так долго горевал из-за этого, что теперь его поразило, как легко было ее отпустить. Но такова природа жизни, предположил он, легко позволить чему-то выскользнуть из твоих пальцев, что ты никогда по-настоящему не держал в руках. Все, что тебе нужно было сделать, это признать, что это не твое.
Вдалеке он услышал собачий лай, низкий и похожий на волчий.
От ветра у него по спине и голым рукам пробежал холодок. Он смотрел, как вода вспенивается над пляжем, осыпая кусочки плавника и озерной травы.
Позади него треснула палка.
Оторвав взгляд от бурлящего серого озера, он повернулся и увидел силуэт, исчезающий в деревьях за пляжным домиком. Не его дело, кто это был, но он почему-то зациклился на том, чтобы разглядеть его. Его нервы все еще были немного натянутыми после дома Тары, и то, что кто-то был здесь с ним, когда он думал, что он один, заставляло его кишки сжиматься.
Он подошел к пляжному домику.
Он увидел темную дорогу, петляющую обратно в парк. Высокие, шелестящие на ветру деревья выстроились по обе стороны от него. Он увидел фигуру, движущуюся сквозь них, совсем рядом с кромкой воды.
Это была Тара.
Он понял это по тому, как она двигалась.
Зная, что ему следует позвонить Стиву, он бросил сигарету и побежал через стоянку по траве, провожая ее взглядом и крича:
- Тара! Тара!
Но она продолжала отдаляться от него. Пока он бежал, в лицо ему дул озерный ветерок, пахнущий сыростью, озерной грязью и заросшими сорняками. Тара двигалась между деревьями, как дрейфующий ангел с кладбища, ветер развевал ее волосы дикими противоречивыми потоками.
Он догнал ее и схватил за плечо.
- Тара, - сказал он, и она повернулась, лицо ее было белым, как мел, а глаза черными в угасающем свете.
Она казалась невероятно костлявой под его пальцами, хрупкой, как кукурузная шелуха, которая вот-вот рассыплется на мякину.
Сквозь оскаленные зубы, пронзительным шепотом она сказала:
- Убирайся. Ты не играешь в эту игру. Тебя никто не приглашал...
Но он не отпускал ее. Он попытался оттащить ее, когда она попыталась уйти, и она вырвалась из его хватки извилистым, змеиным движением, от которого его сердце пропустило удар. Глаза сверкали, как хром, она приготовилась к нападению.
- Тара... Подожди минутку...
Тара прыгнула на него, цепляясь пальцами за его глаза, с пеной на губах, как будто была бешеной. Он поймал ее запястья и повернул бедро, когда она попыталась ударить его коленом в пах. Она боролась и дрожала, ее запястья были горячими в его руках, ее тело двигалось с плавными, почти бескостными изгибами. Он бросил ее на землю, и она посмотрела на него, волосы упали ей на лицо, ленты слюны свисали с ее губ, которые были оттянуты от ровных белых зубов. Она выглядела абсолютно первобытной.
Она зашипела на него и подпрыгнула.
Фрэнк снова схватил ее за запястья, когда она потянулась к его глазам, и она отчаянно боролась в его хватке, голова моталась из стороны в сторону, слюна и пена пузырились у нее изо рта, сопли текли из левой ноздри по щеке, пряди волос прилипли к лицу. Она была сумасшедшей. Абсолютно блядское безумие.
- Господи, Тара, подожди... подожди минутку.
Но она не стала ждать. Ее запястья были жирными в его кулаках, и она высвободилась, зубы приближались к его лицу, скрежеща, кусая, пытаясь добраться до его горла. У него не было выбора: он вывел ее из равновесия и ударил в лицо коротким жестким ударом правой. Она вскрикнула и свернулась у его ног.