Фарид посмотрел на индуса, и Прабханкар попытался улыбнуться.
— На кол негодяя, — прошипел Хему.
— Думаю, что нет, — сказал Фарид. — Он может продолжать служить тебе, Блант-эмир. Подать ему тоже коня, — скомандовал он.
— Здесь также мой сводный брат.
— Этот щенок мертв, — сказал Хему.
— Ты убил его?
— Я видел, как мальчишка упал. Он был сыном Лоди-шаха и достоин смерти.
— Я сожалею о твоем сводном брате, Блант-бахадур, — сказал Фарид. — В конце концов, он умер с почетом. А теперь давай поспешим, мы еще можем перехватить Хумаюна и его брата.
— Ты спас мне жизнь, Блант-сахиб, — сказал Прабханкар. — Я уже чувствовал кол в своих кишках.
— Думаю, это чувство нас роднит, — согласился Ричард.
Он обдумывал, как сообщить Гиле и ее матери о гибели Тахмаспа.
— Возможно. И каковы теперь твои намерения, сахиб? Они ехали рядом немного в стороне от окружения Фарида.
— Мои намерения?
— Ты что, и в самом деле намерен служить этому вождю грабителей?
— Прабханкар! — сурово осадил его Ричард. — Бабур был тоже вождем грабителей, когда мы впервые встретили его.
— Хумаюн, если теперь уцелеет, снова соберется с силами, — заметил Прабханкар.
— Мы будем верно служить Фариду, — предупредил его Ричард.
Прабханкар ухмыльнулся.
— До тех пор, пока не подвернется кто-нибудь получше.
Фарид-хан не поймал Хумаюна и Камрана. Могол и его брат растворились в горах. Одни говорили, будто он ушел в Персию, другие — что вернулся в старую твердыню своего отца Кабул.
Ходили также слухи, что его убили патаны.
Какой бы ни была правда, он исчез из Делийского королевства.
Глава 7
ПУТЕШЕСТВЕННИК
Фарид-хан, или Шер-шах из Сура, как он теперь любил себя называть, сидя на коне, смотрел на полуотстроенный новый город Дин Панах, шедевр Хумаюна.
— Стереть его с лица земли, — скомандовал он, — и начать строить новый. Это будет Шер-шахи, последний делийский город.
Он, без сомнения, наслаждался вновь обретенной силой, но не позволял, чтобы высокомерие вредило его авторитету или мешало практической деятельности.
Едва укрепившись в королевстве, он потребовал полный отчет обо всех налогах и приказал своим хакимам проверить указанные в отчетах данные об урожае и, главным образом, о добыче золота и драгоценных камней в копях близ города. Столь скрупулезный анализ дал ему точные сведения на будущее: сколько будет заплачено, кем и когда.
Одновременно он занимался проблемами нищенства и проституции, увеличивал и обучал свою армию и заключал торговые мирные соглашения с раджпутами, Гуджаратом и землями на юге.
— Я ничего не хочу от них, — говорил он вполне искренне. — Делийское королевство для меня главное.
Его акты мести продемонстрировали народу его силу, но отнюдь не злобность характера. Те эмиры, которые выступали на стороне Хумаюна и не сообразили уйти с ним, были посажены на кол, их жены, наложницы и дочери отданы солдатам.
Хумаюн бежал с такой поспешностью, что не успел забрать из Агры своих жен и книги, и это, безусловно, стало огромной утратой для убегающего Могола, но все же он прихватил «Гору Света». Ричарду пришла мысль: уж не был ли огромный алмаз несчастливым талисманом, трагически влияющим на судьбу его обладателя и наследственность. Будь Хумаюн младшим братом, имеющим возможность полностью посвятить себя науке и учению, он был бы намного счастливее.
Но могли ли Камран и Аскари показать себя лучшими наследниками Бабура? Ричард весьма сомневался на этот счет.
Шер-шах не имел особых намерений относительно жен Хумаюна. И то, что он взял любимую индийскую жену Хумаюна в свою постель, было скорее символическим актом завоевателя. Фарид был несколько староват для насилия. Остальных он отослал в Кабул.
Зато редчайшую библиотеку Хумаюна, собранную им по крупицам, он без колебаний решил разорить.
— Многое из этого языческое и более того непристойно, — заявил он, открывая один из индусских текстов и глядя на миниатюры. Читать он не умел.
— Разве может быть печатное слово непристойным до тех пор, пока оно передает хотя бы мельчайшую крупицу знания будущим потомкам? — спросил Ричард. — А это к тому же знаменитая библиотека. Ее сохранение придаст блеск вашему имени.
Шер-шах рассмеялся над ним, будто тот сказал нечто легкомысленное:
— Ты, пожалуй, прав, Блант-бахадур. Библиотека будет сохранена. Но я не позволю своим сыновьям и уж тем более дочерям рассматривать собранные в ней книги.