Едва уловимым, но повелительным жестом, сила которого встряхнула и подняла распростертого сифаня, китаец отпустил его.
Мунпа, шатаясь, вернулся в свою келью, куда молодой монах, воплощенная пародия на ученика хэшана из театральных представлений тибетских гомпа, принес ему лепешку и маленькую чашку бледного чая. Но у Мунпа уже не было желания потешаться над видом паренька. Он съел лепешку, выпил чай и уставился в стену перед собой.
В ту ночь юноша спал без задних ног; треволнения минувшего дня настолько измотали его, что всякая умственная деятельность в его голове прекратилась, и он даже не видел слов.
Следующий день тянулся медленно и тоскливо. Мунпа получил традиционную утреннюю лепешку, безвкусный чай и две скудные порции риса с солеными овощами.
Между тем явился врач, объявивший, что это его последний визит. Он высказал свое удовлетворение тем, как быстро заживают рапы у его пациента, и оставил Мунпа баночку мази, чтобы тот продолжал самостоятельно обрабатывать больные места.
Затем тибетец, приученный беспрекословно повиноваться распоряжениям гypy (он относился к Настоятелю как к своего рода духовному Учителю), продолжал рассматривать стену в своей келье.
Он предавался этому созерцанию день, другой, третий. Мунпа знал, хотя никогда не занимался этой практикой, что некоторые тибетские Учителя приказывают своим ученикам медитировать, глядя на какой-нибудь определенный предмет, голую поверхность скалы либо ясное безоблачное небо: он слышал, что подобный способ приводит к поразительным результатам. Порой самым усердным ученикам являются боги, происходят и другие чудеса. Однако созерцание обычных комнатных стен, по его мнению, вряд ли было способно вызвать такие последствия. На настенных фресках было изображено множество различных сцен, эпизодов повседневной жизни или вымышленных историй с участием сказочных существ. Персонажи и окружающие их предметы были крошечных размеров, и на испещренных ими стенах не оставалось пустого места. Эти густонаселенные картины создавали впечатление бурной напряженной жизни.
Как только зритель переставал воспринимать фрески как обычное пестрое сочетание цветов и начинал различать в них детали, дела и поступки маленьких человечков, порожденных фантазией художника и помещенных в композицию, приковывали его внимание и увлекали в долгое путешествие, от сцены к сцене, по беспорядочному миру карликов, обитавших на стенах.
То же самое произошло с Мунпа. После нескольких дней одинокого созерцания он стал с удовольствием взирать на позы и деяния окружавшего его миниатюрного народа. Молодой человек начал относиться к ним с участием и выбрал себе среди героев в шлемах, купцов, монахов, хорошеньких принцесс, волшебниц и чертенят несколько любимцев, вызывавших у него особое любопытство или симпатию. Он невольно принялся сочинять про них истории на основе сцен, в которых они участвовали. Такой-то путник, подвергшийся нападению разбойников, мог быть монархом-изгнанником, подыскивавшим себе новое королевство. Эти люди, хижину которых посетила знатная дама, раздававшая хлеб, могли быть членами семьи опального министра. Монах с котомкой за спиной и посохом в руке, шагавший по горам, направлялся в Индию, чтобы постичь глубочайшую мудрость Будды. Таким образом, каждая из фигур обретала смысл, и молодой человек жаждал узнать, как будут развиваться события, и чем закончатся дальнейшие приключения этих персонажей. Вот всадник, скачущий через подъемный мост, собрался въехать в какой-то замок… На этом история, написанная на стене, обрывалась, но что таилось в самом замке, лишь фасад которого был изображен на картине? Зачем пожаловал сюда всадник? Каких людей ему суждено было там встретить? Что его ожидало?
Или вот еще: кто этот молодой человек, уснувший на лужайке под деревом? Рядом лежала на траве книга, и фея спускалась к нему с неба на радуге. Кто он такой? Прилежный студент, измученный долгой дорогой, или глупый ленивый школяр, не желавший учиться и отшвырнувший учебник, чтобы выспаться всласть? Но почему к нему спускалась эта богиня? Чтобы разбудить спящего? Что она собиралась ему сказать? Увлечь его за собой? Куда? Мунпа придумывал истории про изображенных на стене людей и, случалось, отводил одну из ролей для себя самого. Обычно пассивное воображение дрокпа разыгралось от долгой изоляции и вынужденного безделья, а также, возможно, из-за изменения режима питания, этого полуголодного существования, в результате которого желудок тибетца, привыкший к обильной жирной пище, оставался наполовину пустым.