Вскоре один случай неожиданно ускорил ход событий. К Чао прибыл монгольский караван. У заезжих торговцев оказалось несколько свободных верблюдов, и они искали какой-нибудь груз в придачу к собственным товарам, чтобы взять его в обратный путь. Чао понял, что это подходящий случай отправить в лавку в Урге разные товары, хранящиеся в здешнем магазине. Он также решил не упускать возможность послать туда Мунпа и, не мешкая, предложил ему сотрудничество, а также управление филиалом в Урге.
Мунпа не раздумывал ни минуты. Он сразу же согласился и начал собираться в дорогу.
Тибетец чувствовал себя совершенно здоровым и полным сил. Однако Чао, возможно, побоялся бы посылать Мунпа одного в такой дальний путь, но его успокаивало то, что рядом с молодым человеком будут попутчики.
— Ты отправишься с караваном, — сказал китаец своему другу, сделав ему деловое предложение. — Возьми с собой двух слуг, они будут заботиться о вещах и верблюдах, которые их повезут. Тебе же я дам двух хороших мулов, чтобы ты мог менять животных. К тому же ты со своими спутниками будешь двигаться медленно из-за верблюдов.
Монголы жили в Ланьду целый месяц, и этот месяц быстро пролетел для Мунпа, воодушевленного перспективой переезда и новой коммерческой деятельности в монгольской столице.
Настал день отъезда; длинная цепочка верблюдов, ожидавших за пределами города, двинулась в путь. Торговцы, восседавшие на выносливых животных, позволили каравану с погонщиками верблюдов уйти вперед, а сами задержались, чтобы попрощаться с Чао. Мунпа простился с ним последним.
Если Чао полюбил тибетца, то последний платил ему тем же с лихвой. Он понимал, скольким обязан хозяину-коммерсанту, который приютил его, деревенщину, явившегося из какой-то глуши, будучи во власти бредовых идей, заставлявших его стремиться к несбыточной цели.
— Спасибо за все, Чао, — сказал он своему благодетелю. — Ты был для меня как отец. Поверь, я тебя не подведу и буду блюсти в Урге твои интересы. Тебе не придется жалеть о том, что ты меня туда послал.
Друзьям больше нечего было добавить друг другу. Мунпа сел на своего мула, подстегнул его резким ударом хлыста и пустился крупной рысью догонять попутчиков.
Дул легкий резкий ветер, швырявший всаднику в лицо мелкий желтый песок, песок Гоби, края, куда он направлялся. Но Мунпа уже не боялся пустыни с ее миражами и таящимися за ними демонами. Мунпа не боялся больше ничего. Он оставил позади себя, позволив им кануть в бездну, все воспоминания прошлого, даже самое дорогое из них: образ Учителя, закутанного в монашескую ризу, которого он оставил на сиденье для медитации, Учителя, чье тело таинственным образом исчезло. Но разве тот Мунпа, считавший своим чуть ли не священным долгом вернуть жизнь Одзэру вместе с никогда не существовавшей бирюзой, разве тот Мунпа не исчез точно так же? Разве его одежду, лишенную тела, не нашли в скиту гомчена? Следовательно, он, Мунпа, направлявшийся в Ургу, не мог быть тем самым Мунпа, трапа из захудалого цинхайского гомпа, Мунпа, тщетно искавшим призрачную бирюзу.
Тени, марионетки — не так ли, как он слышал, называли мудрецы людей и вещи этого мира? Наверное, люди, которые это говорили, были правы. Он, Мунпа, не собирался ни уподобляться этим мудрецам, ни оспаривать их слова.
Он был всего лишь бледной нелепой тенью, марионеткой в образе торговца, движимого силой, исходящей от Ничто, от несуществующей бирюзы. Но эта марионетка хотела жить и доиграть свою роль призрачного торговца до конца.
Мунпа решительно взмахнул хлыстом и с легким сердцем поскакал в далекую Монголию выписывать узоры своей новой неведомой судьбы на бесцветном фоне Великой Пустоты.
«МОГУЩЕСТВО НИЧТО» — [Комментарии]
262. …его считали духовным преемником давней линии Учителем… — Имеется в виду институт реинкарнаций, развитый во многих школах тибетского буддизма. Считается, что крупные буддийские учителя и святые отшельники после смерти перерождаются в новом обличье, чтобы продолжить свою деятельность. Цепь таких перерождений и составляет так называемую «духовную линию».
263. Драгоценность, исполняющая желание. — Представление о священном камне Чинтамани, исполняющем желания, восходит к древнеиндийской мифологии. Он называется одним из семи драгоценностей царской власти (наряду с чакрой, царицей, министром, слоном, конем, полководцем). Очень популярно в буддизме.