— И не закончилась.
— И не закончилась. Тогда было заложено очень многое из того, что нас сейчас окружает. Я думаю, что у каждого политика — даже такого выдающегося, как Ельцин, — видимо, есть свой потолок. Когда он достигает его, принимает силовое решение.
— А вы сразу поняли, что эта война надолго?
— Нет-нет. Для меня это стало очевидно где-то через полгода, когда я под новый 1995 год вернулся из Берлина. А по телевидению показывают штурм Грозного. И вот тогда... Видите ли, я все-таки читал «Хаджи-Мурата». Человек, который читал эту книжку, понимает, что там победить нельзя, оттуда можно только уйти.
— Тогда-то для вас и закончились 1990-е? Уже в 1994-м?
— Нет, просто они стали другими. Совсем другими. Закончились они, когда Ельцин попрощался с народом, и началось новое тысячелетие. А тогда... Я весь 1994 год прожил в Берлине и видел Москву со стороны, из-за границы, по западным новостным передачам. И не то именно этот год был для страны каким-то особенно неприятным, не то показывали как-то чересчур избирательно... Но я увидел город, где люди рылись в мусорных баках, а улицы были мокрыми и непроходимыми. Так я и запомнил 1990-е — какими они стали.
— А если говорить не о пейзаже десятилетия, не о цельном образе, а о вещах? О бытовой повседневной жизни?
— О, бытовая жизнь тогда была просто захватывающей... На наших глазах реальностью становилось то, что в советское время почиталось за мифы и легенды. Например, покупать продукты на рынке намного дешевле, чем в магазине. Бананы — это еда для бедных. Зажигалка стоит дешевле, чем пачка сигарет. На прилавке может быть больше пяти сортов сыра. В магазине может не быть очереди. Джинсы не предмет роскоши. Зимой можно купить клубнику. И так далее. Потом был еще один аттракцион — стремительная инфляция, когда в один момент все становились нищими, а, с другой стороны, из ничего появлялись настоящие миллионеры. Когда произошла деноминация? Ах да, в 1997-м. А до этого, значит, сон, там непонятно... Я помню, был период, когда все цены на ценниках напоминали исторические даты: что-то стоило 1986 рублей, например. Такая практическая хронология на прилавках. Но это было недолго. Вообще, тогда все было недолго. Мир менялся на глазах, как в пластилиновом мультфильме.
— Но были же и какие-то постоянные приметы? Скажем, бандитская атрибутика... — Мне тоже так сначала казалось. Пока не увидел человека с мобильником в пригородной электричке. Жутко комичный эффект: мобильник есть, а «Мерседеса» и кашемирового пальто нет. Бандитский стиль тоже в какой-то момент мутировал, эти пальто превратились в кожаные куртки и заполонили китайские рынки... Нет-нет, суть именно в том, что не было ничего постоянного. Только к чему-то привык, а оно превращается во что-то совсем другое или и вовсе лопается, как мыльный пузырь. Вот на этом месте вчера был продуктовый магазин, а сегодня уже обмен валюты; вот это кафе вроде приглянулось, но через месяц в его помещении — антикварная лавка; в этой витрине только что стоял русский самовар и висела гирлянда бутафорских бубликов — глядишь, а вместо них экспонаты сантехнического оборудования, изготовленного, судя по ценам, из чистого золота. Еще деньги перестали вообще что-либо означать. Суммы, на которую вчера можно было скатать с семьей в отпуск, сегодня не хватит на бутылку пива.
— А куда вы дели свой ваучер?
— А! Вот это интересный вопрос! Я не помню. По-моему, моя теща вычитала, что надо куда-то его вложить... И давайте мы все... И мы все как один... Я вложил в тещу, а она, вместе со своим, куда-то еще вложила, во что-то страшно беспроигрышное (смеется)... Ваучеры же еще были, действительно! О боже мой!..
— Как вы думаете, почему все это так быстро забывается?
— А все возникало, словно очень яркая вспышка. Вспыхнет, и погаснет, только красные змейки перед глазами остаются. Стремительные были годы, что и говорить!.. Ведь какое тогда было чуть ли не самое главное слово? «Бум». Очень выразительное слово, кстати. Все было — бум. Иномарочный, компьютерный, издательский, медийный... Только бума идей не было.
— В 1990-е годы не было новых идей?
— Художественных не было. Да и философских, пожалуй, тоже. По крайней мере, ничего особо примечательного не возникало. По-моему, все идеи, которые тогда были в ходу, родом еще из 1970-х — может быть, самого плодотворного и самого неизученного десятилетия во второй половине века. Но они были, словно джинн, закупорены в кувшине. А в конце 1980-х пробку вынули.