... Выживание,стыд,страх,одиночество — вот мои 1990-е. Тщетно и бездарно потраченные годы моей молодости.
Евгений Фёдоров
музыкант, лидер группы Tequilajazzz
*1965
«Не жизнь, а сплошное road movie...»
...В силу естественных причин лишился волосяного покрова, и теперь меня принимают за неона- циста. Просто беда. Это же понятно: вот я лысый, поэтому пью водку, а если бы у меня росли волосы, я бы отрастил такие дреды, курил бы траву и играл бы совершенно другую музыку.
— А если жить в другое время и в другой стране?
— В этой стране на моей памяти сменились уже две исторические эпохи. Начинал я в 1980-е: перестройка, гласность, концерты на стадионах, первые пластинки. Все в огромных масштабах и немыслимых цифрах: в десятках тысяч — толпы на концертах, в сотнях тысяч — тиражи пластинок. Потом вместе с Союзом все это накрылось, и мы оказались, к счастью, предоставлены сами себе. Это уже были 1990-е. А потом 2000-е: обнулили это дело.
— Вам было жаль, когда рок-музыка перестала собирать стадионы?
— Нисколько не жаль. Потому что было очень много плохой музыки, гражданского пафоса и глупого воодушевления.
— Вы это тогда уже понимали?
— Понял не сразу. Просто в какой-то момент ведь ясно уже было, что все эти перемены не в ту степь, что опять вранье сплошное. И тошно стало слушать наших мэтров, которые произносили какие-то бесконечные речи — и чем больше вранья вокруг очевидного, тем круче они забирали по части пафоса. И вот уже двадцать лет прошло, а они все токуют... Хотя сейчас многие говорят, что нам нужен новый пафос, новая идеология.
— Вы так не считаете?
— Ну, так многие говорят. По мне, так я уже тогда все это с трудом переносил. Как раз в начале 1990-х распалась наша группа «Объект насмешек», я пошел работать дворником и собрал свою группу.
— Если 1980-е — это годы стадионов и гражданского пафоса, 2000-е — коммерциализации и экономической стабильности, тогда 1990-е — это?..
— Для нас — годы романтического андеграунда. Мы играли здесь — в сквотах и маленьких клубах. Играли в Западной Европе — опять в сквотах и маленьких клубах. Пушкинская-10 переживала лучшие дни своей жизни: там было сразу несколько клубов, и они были очень похожи на те, что мы видели в Берлине, Гамбурге, Амстердаме.
— При слове «девяностые» многие вспоминают голод, разгул криминала, тревожные теленовости, бандитов, новых русских, беженцев, финансовые пирамиды и череду черных вторников. В чем для вас была романтика?
— В системе ценностей. На первом месте были музыка и образ жизни. А деньги — у кого на втором, у кого на десятом. Кроме того, что важно, очень много путешествовали. Пейзаж перед глазами все время менялся. Когда вспоминаешь, перед глазами прежде всего дорога из окна автобуса, перелеты, переезды. Не жизнь, а сплошное road movie. Вот когда утолили охоту к перемене мест... Ведь именно тогда наши отношения с Западом могли уже проходить без санкции и надзора властей, то есть не по линии комсомола и совковых культурных обменов. В начале 1990-х, когда торчки из Голландии поперлись к нам со своей музыкой, а мы — к ним, вот тогда начали учиться играть музыку — в этих сквотах, нормальных маленьких клубах, насквозь прокуренных, с плохой вентиляцией.