Всё производило впечатление основательности и аккуратности, и почему-то создавалось ощущение, что такое хозяйство прежде было рассчитано на большую дружную семью. Феде стало любопытно, есть ли у старушки родственники, но ему показалось неловким расспрашивать напрямую о таких вещах. Пока парень стоял и оглядывался на границе сада и огорода, откуда-то сбоку снова появилась Наина Киевна.
– Поел? Ну и славно. Чем заниматься будешь, мил человек? Ты вообще по профессии-то кто?
– Я – писатель, – Фёдор сказал это, но почти сразу ощутил стыд за свои слова. Прозвучали они как-то чересчур пафосно, с претензией. Старушка, однако, одобрительно кивнула и заметила:
– Сочинительствуешь, значит? Хорошее дело. Говорят, для вдохновения полезно обстановку сменить. Наверное, за этим и поехал?
– За этим, – улыбнулся парень.
– Правильно сделал, – Наина Киевна указала рукой куда-то вдаль, вдоль кромки леса. – Ну, если на речку захочешь – то до Серебрянки тут совсем близко. По дороге на Дубовеж не иди, дольше будет, и у моста купаться плохо, там ил. Пойдёшь по краю леса, увидишь тропку. По ней до развилки, а потом влево. Тут и идти меньше, и место хорошее – там широкий лужок, песочек.
– Спасибо большое.
– Да не за что, – улыбнулась старушка, и тёмные глаза её в окружении сеточки морщин превратились в крохотные щёлочки. – Смотри, на развилке – влево! Не спутай!
– А направо что?
– Направо – болото. Девичья печаль называется, – Наина Киевна посмотрела на собеседника. – Ты про что пишешь-то, мил человек?
– Хорроры, – отозвался Федя.
– Хорроры? – не поняла старушка.
– Ну, ужастики. Страшилки.
– А. Ну-ну… Не знаю насчет страшилок, но в болото лучше не суйся, если тропок не знать – сгинуть недолго.
– А я думал, болото совсем в другой стороне? – спросил Фёдор, припомнив щит на развилке.
– Так разве ж оно тут одно! – хмыкнула бабка. – Которое по другую сторону от кордона – это Боярская топь. Говорят, давным-давно какой-то царь там бояр потопил, когда те против него смуту затеяли.
– А Девичья печаль тогда почему так называется?
– Потому что там девушка утопилась, из-за несчастной любви.
– Русалка, значит, – рассеянно заметил Федя.
– Русалки – в реках, – авторитетно возразила старушка. – А в болотах – кикиморы. Хотя тебе лучше бы ни с теми, ни с другими не связываться, – закончила она то ли в шутку, то ли всерьёз.
* * *
Фёдор не любил всяческие конфликты и скандалы, и зная, что чувство вины будет грызть его весь месяц, первым делом отправился решать вопрос с Марфой Киевной. Потоптавшись со смартфоном у колодца, он выцепил координаты для связи и, надеясь, что это действительно телефон правления в Пчёликах, решительно направился к выкрашенному в бело-голубое домику с гордой вывеской «Администрация сельского поселения село Луговец». Отодвинув чуть покачивавшуюся на сквозняке тюлевую занавеску, парень оказался внутри.
Комната, похоже, одновременно служила и залом для собраний, потому что здесь стояли несколько рядов скрипучих театральных кресел. Ближе ко входу помещался письменный стол; под пластиной оргстекла, накрывавшей столешницу, лежали какие-то документы и несколько старых карманных календариков. Тут же стоял и телефонный аппарат – чёрный, бакелитовый, с дисковым набором. В дальнем конце правления виднелась ещё пара дверей – наверное, кабинеты начальства. А, может, просто кладовки.
Разговор с Марфой Киевной не занял много времени. Посочувствовав происшествию с электричкой, она подтвердила, что да, Наина Киевна её старшая сестра, и заявила, что идея остаться в Луговце – самая правильная. Что финансовый вопрос они сами решат и что она желает своему несостоявшемуся постояльцу хорошего отдыха. Многократно заверив друг друга в самом искреннем расположении, собеседники, наконец, распрощались. Фёдор повесил трубку и облегчённо выдохнул: теперь уж его душа была спокойна.
На улице у колодца парень заметил вчерашнего чёрного кота. Тот сидел на скамейке и с неспешной тщательностью умывался. Заприметив человека, зверь прекратил свои процедуры и насторожился, а когда Федя сделал попытку усесться рядом – демонстративно передвинулся на дальний край скамьи.
– Характер у тебя, однако, – пробормотал Фёдор, но преследовать кота не стал.