На следующий день им предстояло пройти основную часть скального участка маршрута, и здесь они смогли убедиться, что их начальник вовсе не такой уж добрый, как могло бы показаться (напомню, что прозвище Олеся было «Святой»), — на скалах он норовил все время идти первым, лишь изредка выпуская вперед своего напарника Юру Смирнова, тоже отменного скалолаза. На все упреки Олесь отвечал в присущей ему обезоруживающе мягкой манере, что он все время хотел пропустить вперед другую связку, но та была далеко, а ждать не хотелось.
На третий день группа была уже на вершине и заночевала на спуске. К обеду четвертого дня они спустились к палаткам, к немалой радости ожидавших их наблюдателей — Оксаны Васильевой и Севы Тарасова, которые все это время сидели на сухом пайке, поскольку изначально мы как-то просчитались с количеством потребных примусов. Олесь не преминул очень галантно заметить, что именно из-за этой оплошности они так старались побыстрее пройти свой маршрут.
Вид пятерки был вполне геройский, за исключением маленького нюанса — они уверяли, что совсем не проголодались. Через некоторое время это странное обстоятельство слегка прояснилось. Дело в том, что, благодаря щедротам начпрода Миши Смирнова, группа Миклевича получила помимо обычных продуктов еще примерно полкило черной икры. На третий день восхождения они так обрадовались, что им легко идется, что за один присест прикончили весь этот запас. Результат был, увы, банален и вполне ожидаем — слабость желудка и полная потеря аппетита. Странно было только то, что руководитель группы О. Миклевич, врач по профессии, не предвидел результатов подобного чревоугодия. Но прошло это «заболевание» быстро и без последствий, если не считать того, что у всех ребят надолго пропал интерес к черной икре.
Тем временем вторая группа (Виктор Серебряков — руководитель, Олег Ефимов, Володя Спасский, Миша Смирнов и Раечка Затрутина) отправилась в самую дальнюю часть верхнего цирка ледника Федченко с тем, чтобы взойти на пик 6525. Этот маршрут хорошо просматривался снизу, и было ясно, что он проходит по технически не очень сложному гребню, но путь этот длинный и потребует больших усилий. Группа прошла маршрут с двумя ночевками, и по рассказам ребят, большую часть пути по гребню можно было двигаться одновременно и лишь временами требовалось рубить ступени на крутых ледовых участках и использовать крючьевую страховку. Но примечательно, что высоту никто из группы особенно не ощущал, и все, включая такую хрупкую девушку, как Раечка, могли работать в полную силу. Что касается названия вершины, то было предложено назвать ее именем Александра Грина, романтика которого в то время нам всем была очень близка.
Пик высотой 6432 м был целью восхождения группы в составе: Олег Брагин (руководитель), Женя Булатов, Галя Кузнецова, Юра Любитов и я. Любое первовосхождение интересно прежде всего тем, что заранее бывает трудно составить адекватное представление о маршруте и сложности отдельных его участков только на основании тех наблюдений, которые сделаны у подножья горы. В самом деле, выйдя на маршрут, мы выяснили, что намеченный внизу план движения реально выполним только в первый день, когда надо было пересечь закрытый ледник, подгорные трещины и далее подняться по довольно крутому снежнику на седловину основного гребня. Дальнейший путь по гребню снизу не просматривался, а здесь-то нас и ожидали основные сложности. Снежно-ледовые отрезки гребня с карнизами перемежались с крутыми скалами, местами покрытыми натечным льдом, — словом, все прелести комбинированного маршрута, Олег, очевидно учитывая критику руководства прежними восхождениями, с самого начала и до конца следил, чтобы связки менялись, и поэтому всем было одинаково интересно идти по маршруту. К сожалению, вершинный гребень оказался довольно коротким, и весь путь по нему до вершины занял всего один день.
Вершинная площадка была довольно просторной, окаймленной по сторонам невысокими скальными выступами. Пока кипятился чай, мы с Булатовым залезли на эти выступы й, сидя друг против друга, устроили что-то вроде поэтического состязания. Я начал с Николая Гумилева:
Углубясь в неведомые горы,
Заблудился старый конкистадор.
В дымном небе плавали кондоры,
Нависали черные громады...
В целом Гумилев был одобрен, хотя ехидный Любитов не преминул заметить, что кондоров вокруг как-то не наблюдается, да и громады нависают не черные, а белые. Я попытался далее развить романтическую тему «Капитанами дальних морей», но этот стих явно не соответствовал месту и был забракован, более всего, «капитаном» нашей группы Олегом Брагиным, заявившим, что надо было тщательнее подбирать экипаж и тогда не потребовался бы пистолет для подавления бунта, да и брабантские манжеты остались бы целы. Зато публика очень хорошо приняла «Рубаи» Омара Хайяма в исполнении Жени Булатова. Видимо, еще и потому, что в тот год было выпущено сразу два варианта переводов Хайяма (Владимира Державина и Геннадия Плисецкого), и сравнение их качеств было нашим излюбленным занятием, что, конечно, было довольно странно, поскольку не только мы, но и авторы переводов не могли похвалиться знакомством с оригиналом на языке фарси. В тур, кроме обычной записки, мы вложили текст одного из стихотворений Омара Хайяма с предложением следующим восходителям заменить этот стих на другой, который им понравится.