Стояла ясная теплая погода, и на вершине мы долго сидели, наслаждаясь великолепными видами верхнего цирка ледника Федченко с одной стороны и района ледников Витковского и Танымаса — с другой. Вопрос о том, как назвать «нашу» вершину, решился быстро: конечно, зваться она будет пиком Омара Хайяма.
Спускались мы довольно быстро, но добраться до общего лагеря засветло все равно не успевали. Наступила ночь, и, конечно, следовало бы просто поставить палатку и переночевать. Но уж очень хотелось дойти до ребят, и вот мы в абсолютной темноте пошли через закрытый ледник и потом не пожалели об этом, в общем-то, не слишком благоразумном решении. Небо над нами было угольно-черного цвета, усыпанное невиданным множеством звезд, необычайно ярких благодаря исключительной чистоте горного воздуха на этой высоте. Через некоторое время, когда глаза привыкли к темноте, мы неожиданно обнаружили какие-то блики на снегу. Сначала никак не могли понять, где источник этого очень слабого, но все же света, пока Галя Кузнецова не догадалась: «Ребята, да это же отблеск Млечного пути!» Действительно, в той непроглядной ночи Млечный путь выглядел, как освещенная дорожка на общем черно-бархатном фоне, и частичка этого света досталась и нам. Никогда в жизни ничего подобного никто из нас не видал!
Наблюдение отблеска Млечного пути на снегу нас очень вдохновило, но все же этого подобия света явно не хватало для выбора пути среди трещин, а банальных фонариков у нас не было. Поэтому шли очень осторожно, в связке, причем первый шел на расстоянии вытянутой веревки с тем, чтобы не провалиться слишком уж глубоко, если вдруг очередной снежный мостик рухнет под весом человека. В результате путь примерно в З км по почти ровному леднику занял у нас около двух часов, и только к полуночи мы добрались, наконец, до палаток ребят. Тут мы узнали, что из базового лагеря по рации сообщили, что погонщики с ишаками уже пришли и бурно выражают недовольство вынужденным простоем. Стало быть, отдыха нам не видать и надо как можно быстрее уходить вниз.
В четыре утра нас разбудил дежурный Дима Дубинин и сообщил, что завтрак уже остывает. Громко проклиная дежурного и втихомолку (ведь с нами были дамы!) матеря меня, все кое-как повылезали из палаток, быстро чем-то перекусили и принялись загружать груз на сани. Вышли еще в темноте. Снег за ночь смерзся, сани скользили легко вниз по уклону ледника, и поначалу мы двигались очень быстро, почти не чувствуя нагрузки от лямок своих упряжек.
Горы постепенно начали пробуждаться. Сначала на фоне светлеющего неба стали все более ясными силуэты окружающих нас пиков, холодных и чужих. Потом на востоке прорезалась узкая желтая полоска на фоне темно-фиолетового неба. Потом эта полоска начала расширяться, постепенно изменяя цвет на оранжевый, розовый и ярко-красный. Прямо на глазах преображалась и цветовая гамма всего неба. Вся эта меняющаяся картина и сейчас стоит у меня перед глазами. Я даже не буду пытаться передать словами, насколько изумительно прекрасной она была. К счастью, мне и не надо этого делать, ибо все уже было давно сказано красками на гималайских полотнах Николая Рериха. Мне трудно судить о том, что видят на этих картинах люди, никогда не бывавшие в высоких горах. Но для нас, после того, что мы видели своими глазами в тот рассвет на леднике Федченко, такие циклы картин, как «Канченджанга», воспринимаются как реалистичные пейзажи, выполненные в классической манере. При этом я не имею ни малейшего намерения покушаться на тот глубинный, мистический смысл, который старался вложить в свои картины Н. Рерих. Речь идет только об удивительной достоверности отражения действительности, достигнутой этим замечательным художником.