В то время наша команда в основном состояла из сотрудников академических институтов, и пополнение шло более всего из тех же источников. Поэтому постороннему могло бы показаться, что Боб, который по роду своей деятельности (заводской механик высшей квалификации) принадлежал к рабочему классу, нам явно не очень подходит. Здесь дело не в каком-то интеллигентском снобизме, а просто в разнице стилей, так или иначе определяемых общим образовательным уровнем и характером деятельности. Однако альпинизм по своему существу был всегда очень демократичным занятием. Для альпинистов различия в образовании и роде занятий «на равнине», если и были заметны, то имели второстепенное значение, поскольку самым важным было другое — насколько ты «повязан» общей страстью, любовью к горам. А Борис нам настолько понравился с первой встречи, что какие-то опасения касательно его «чужеродности» нам даже не приходили в голову. Не сговариваясь, мы тогда сразу решили: «Конечно, берем всю твою четверку».
Тогда мы и представить себе не могли, насколько жизненно важным для всех нас было это решение. Боб вошел в нашу компанию «академиков» (так нас всегда называли в альпинистском мире) сразу и без всякой «притирки» и стал для нас своим, как и все мы для него. У нас не было нехватки умных и эрудированных ребят, умеющих очень логично рассуждать на любую тему, но Боб добавил в эти дискуссии изрядную долю здравого смысла и трезвости суждений и, конечно, общего «завода» во всем, что он предлагал и делал, — так сказать, куража. Очень скоро он сделался душой нашей компании, а для Жени Тамма стал еще и ближайшим другом на всю жизнь. Без всякого преувеличения я могу сказать, что все последующие десятилетия нас всех связывали с Борей не только совместные восхождения и походы, но более всего — чувство нераздельности и общности наших судеб. Могу еще добавить, что я не знаю ни одной команды альпинистов, которая смогла бы продержаться более чем 20 лет как единое целое, и вряд ли и у нас это могло бы получиться, если бы все это время с нами не было Бориса.
Все это, однако, сложилось потом, а тогда, в 1958 г. нам предстояло заниматься обычными рутинными делами, связанными с подготовкой сбора в Безенги. В ту пору там еще не было ни альплагеря, ни какой-либо постоянной базы для альпинистов. Все, начиная от газовых баллонов и плит, палаток и всяческого снаряжения и кончая всеми необходимыми продуктами, можно было доставлять только своими силами. Но поскольку у нас уже был опыт проведения экспедиций в отдаленные районы, с этой задачей мы справились довольно быстро, и уже в десятых числах июля наш базовый лагерь был полностью обустроен.
За год до нас, в 1957 г., в ущелье Безенги проходила сборная альпиниада МГУ-МВТУ под руководством Игоря Ерохина и Кости Туманова. Состав участников был очень сильным и все было организовано на высочайшем уровне, но тем не менее, несчастья избежать не удалось.
При восхождении на одну из главных вершин района — Дых-тау погибли Костя Туманов и Володя Бланк. Лидер альпинистов МГУ Костя (Кот) Туманов не только был одним из самых классных альпинистов своего времени. Он имел богатейший опыт прохождения самых сложных маршрутов на Кавказе, например таких, как северная стена Чатына. В 1956 г., во время предыдущей альпиниады на Центральном Кавказе его группа смогла неправдоподобно быстро — за полтора дня пройти траверс Ушбы, обычно занимающий не менее четырех-пяти дней. Манера хождения Кота была лишена всякого авантюризма, и он был всегда очень осторожен. Трагический случай на Дых-тау был совершенно необъясним и поразил всех, кто знал Костю, Известно, что срыв связки произошел в начале спуска с седловины гребня вершины по снежно-ледовому кулуару. Группа была в хорошем состоянии, погода стояла нормальная, и просто непонятно, что могло вызвать роковой срыв. Может быть, ребята просто слишком рано расслабились, пройдя всю технически сложную часть маршрута и оказавшись на обманчиво простом, но коварном месте. Похоронили их на Миссес-коше — так называется небольшая луговая поляна у боковой морены ледника Черек Безенгийский, примерно в часе ходьбы от базового лагеря у языка ледника.