В один из первых дней нашего сбора в 1958 г. рано поутру мы все отправились на Миссес-кош, чтобы почтить память погибших год назад Володи Бланка и Кости Туманова, которых все хорошо знали. Для меня это было особенно тяжко еще и потому, что мне довелось ходить в одной связке с Котом, и я всегда смотрел на него с юношеским восторгом как на образец для подражания. В нем удивительным образом сочетались интеллигентность, «негромкость» во всем и твердость характера. Человек он был необыкновенно начитанный, знающий и любящий классическую музыку, очень ироничный и абсолютно лишенный сентиментальности. Его гибель в 1957 г. была для меня личной трагедией и ощущалась как абсолютная несправедливость. Володю Бланка я знал меньше, но слышал от его друзей, что на физфаке он считался одним из самых перспективных физиков-теоретиков. В горах он ходил сильно и уверенно — не зря же Кот выбрал его как напарника по связке.
Мне хорошо запомнился момент, когда в 1957-м на Памире я от совершенно случайного человека услышал среди всяких новостей известие о том, что на Дых-тау разбились Туманов и Бланк. Я чуть было не полез драться с этим парнем, будучи не в силах поверить, что такое возможно. «Зарубка» от смерти Кота осталась во мне на всю жизнь.
В 1958 г. в Безенги в нашей команде было 27 человек, и спортивный план был рассчитан на то, что все получат по максимуму опыт прохождения сложных и очень сложных маршрутов, которые в таком изобилии имелись в этом районе. Должен сказать, что в то время мы пребывали в состоянии несколько преувеличенных представлений о наших возможностях, что было, в первую очередь, обусловлено необычайно успешными восхождениями двух предшествующих сезонов, 1956 и 1957 гг. Такие настроения — если не шапкозакидательства, то почти всемогущества, очень опасны в горах, в чем мы вскоре смогли убедиться, к сожалению, на собственном горьком опыте. Но об этом я скажу потом, а пока мне хочется немного рассказать о нашем очень позитивном настрое с самого начала.
В первые недели жизни в горах особенно остро чувство освобождения от всех городских дел, серьезных или суетных забот и погружения в другое и совершенно особое состояние свободы, в котором начинаешь себя ощущать частью дикой природы и приобщившимся к миру и девственно чистых гор. Здесь все иное: цели, совершенно иррациональные (как можно говорить о рациональности применительно к восхождениям на вершину?), но почему-то бесконечно манящие, а пути, к ним ведущие, ты прокладываешь сам вместе с друзьями, принадлежащими к тому же «Ордену Ненормальных», и нет здесь места для инакомыслящих, для всех тех пусть хороших, но часто случайных попутчиков, которые в таком количестве присутствуют в обыденной жизни каждого человека.
Конечно, сказанное может быть с полным правом сочтено одним из проявлений романтики, столь свойственной молодому возрасту вообще. Ну что же, пусть будет так. Тогда мы не задумывались над тем, как точно определить наше отношение к избранному образу жизни. Достаточно было просто ощущения молодого счастья от того, что в горах нам дана возможность испытать, пускай лишь на пару месяцев, всю радость естественной и наполненной жизни, того дивного чувства, которое столь редко случается испытывать «на равнине».
Здесь читатель вправе спросить: ну а как все это могло совмещаться с той трагической стороной альпинизма, о которой столь остро нам напомнили могилы ребят на Миссес-коше? Сколько-нибудь убедительного ответа на этот вопрос я не знаю даже и сейчас. Наверное, на этот счет можно найти немало интересных и вполне уместных соображений в философии индивидуализма, но это не моя область и углубляться в нее мне просто не по силам. Скажу только, что все мы к тому времени уже неоднократно, к сожалению, сталкивались с гибелью друзей в горах, и те, кто после этого оставались в альпинизме, так или иначе должны были считаться с возможностью такого исхода и для себя и относиться к этому как «к правилам игры». Это обычно не обсуждалось вслух, и если кто-то не принимал такие «правила», он просто уходил из альпинизма, не желая более рисковать жизнью ради неких, пускай красивых, но выдуманных целей. Естественно, никому из нас и в голову не приходило их осуждать за такой уход, который был просто проявлением трезвого здравомыслия, но, к сожалению, при этом довольно быстро пропадала та особая душевная близость, которая связывает людей благодаря общности судеб в горах. В связи с этим вспоминаются строки замечательного поэта Бориса Чичибабина, правда, написанные по поводу совершенно иных событий: «Дай вам Бог с корней до крон // Без беды в отрыв собраться // Уходящему — поклон, // Остающемуся — братство».