Томительно тянулись дни ожидания группы Кузьмина, и только зеленые ракеты по вечерам — сигнал благополучия — несколько снижали напряжение. Снизу в бинокль было видно, как темные фигурки подошли к «нашему склону», постояли какое-то время и — пошли, пошли вверх, а не вниз! Прошел еще час-другой, и вот они на предвершинном гребне, потом на какое-то время исчезли из поля зрения и затем появились снова, уже спускаясь вниз. Итак, они смогли взойти на вершину, но неужели только потому, что пошли на риск и избрали вариант «русской рулетки?» Наконец, к концу третьего дня вся пятерка появилась на леднике, и вскоре мы их приветствовали в лагере. Ничто не бывает в горах так радостно, как встреча друзей, особенно вернувшихся с победой с трудного восхождения. Первые же слова победителей разъяснили нам все — за два дня, прошедших после нас, лавины смели весь свежевыпавший снег, и склон стал относительно безопасным.
Итак, цель экспедиции достигнута. Наша группа под руководством Жени Тамма проложила путь на пик Хан-Тенгри с севера, а группа Кирилла Кузьмина успешно завершила дело. В подобных случаях в альпинизме так же, как и в жизни вообще, все лавры достаются победителям. Как и положено, золотые медали чемпионата СССР в 1964 г. были присуждены Кириллу Кузьмину, Валентину Божукову, Славе Цирельникову, Олегу Куликову и Николаю Алхутову. Было ли нам досадно от такой «несправедливости»? Чего скрывать, конечно, такое чувство было, и потом в Москве мы еще и еще раз мысленно возвращались к тому критическому моменту, когда мы отказались от завершения восхождения, то есть признали свое поражение. Ну что ж, лучшим утешением нам могли служить строки одного из замечательнейших стихотворений Б. Л. Пастернака:
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
К тому же и наши друзья, участники группы Кузьмина, победители чемпионата, в разговорах с нами в полной мере признавали наш вклад в их победу. Мне запомнились слова Валентина Божукова, сказанные им сразу после возвращения в лагерь: «Все было замечательно, но для нас прохождение маршрута было не очень интересным, поскольку почти весь путь был промаркирован вами и на всех технически сложных участках были провешены ваши веревки».
Наступило 20 августа. Снят базовый лагерь экспедиции. Через час прилетит вертолет, и мы Мика Бонгард, Игорь Щеголев, Женя Тамм и я, последняя четверка альпинистов СКАН — отправимся на «Большую землю». Всего лишь день назад здесь у языка ледника Северный Иныльчек кипела жизнь. На моренных холмах, среди осыпей и ручьев стояло множество жилых палаток, чуть ниже, на берегу озера Мерцбахера, розовела палатка столовой с приткнувшейся рядом кухней, в стороне торчала антенна радиостанции, и повсюду в беспорядке сушилось снаряжение. Кажется, это совсем немного — 25 человек на целую горную страну с десятком вершин-шеститысячников, тридцатикилометровым ледником и дюжиной боковых ущелий. Но пока здесь были люди — горы были человеческим жильем, и куда бы мы ни забирались, всегда было чувство, что мы под одной крышей с друзьями, которые где-то совсем недалеко, может быть, всего лишь в одном-двух днях пути.
Теперь мы здесь одни, и прямо на глазах горы становятся опять такими, какими они нас встретили полтора месяца назад, — суровыми, мрачными, страшно холодными и совершенно чуждыми всему человеческому. Но эта метаморфоза не может обмануть нас: эти горы уже стали домом, который мы обжили, который покидаем с особой грустью, но и с сознанием того, что больше никогда эти места не будут такими дикими, какими были до нас.
Закончить рассказ об экспедиции на Хан-Тенгри мне бы хотелось коротенькой зарисовкой вида на озеро Мерцбахера из уже цитированной книги воспоминаний Е. Тамма: «Прямо под ногами гладь озера, по которому в беспорядке разбросаны громады белых айсбергов. Внизу, проецируясь на противоположный берег, они теряются и как бы уменьшают озеро, а отсюда это — четко отражающиеся в чистой воде ледяные острова.
А берега! Это причудливые маленькие фиорды изо льда и камней. Когда смотришь на озеро, невольно вспоминаешь, что внизу, если прислушаться к нему поздним вечером, услышишь, как оно замерзает, и все вокруг, будто живое, наполняется тихим звоном и шелестом. А на рассвете, когда только побелел восток, оказывается, что на льду есть разводы и в них четко отражаются темные и таинственные вершины, небрежно обрезанные кромкой льда. И обязательно увидишь две холодные и яркие Венеры. Одна, точно очерченная, на небе, другая, чуть размытая, на льду.