Александр Дмитриевич не то, чтобы был кулинаром-любителем, каких нынче много развелось на Руси под благотворным воздействием книг покойного Вильяма Похлебкина, в то время это было совсем не принято. А он очень считался с общественными условностями. Много раз я от него слышал — значит, хотел он эту мысль в меня записать — что: "Если приехать в страну, где все ходят голыми — то единственному из всех быть одетым будет неприлично". Да он и вообще не был особым гурманом — с чего бы это при его происхождении и прожитой биографии. Любимая присказка на эту тему у него была, что "за стол надо садиться не совсем голодным, а вставать из-за стола не совсем сытым". Вычитал, небось, в какой-нибудь брошюре павленковского издания. Однако готовил он по праздникам с удовольствием, а к рыбному пирогу бабушка Надя с тетей Томой вообще не подпускались — считалось, что такую тонкую вещь бабы могут только испортить. По будням, конечно, вся готовка была за ними. Дело для него было даже не в еде — он любил, чтобы все было сделано по правилам, чтобы к пирогу была чашка с бульоном, чтобы вилка лежала слева, а нож справа и лезвием к тарелке и т. д., а салфетки…
Тут был вопрос "культурности" и самоуважения. Я эти привычки, как и многое другое, от него унаследовал, часто пудрю мозги окружающим насчет правильной расстановки тарелок и бокалов на столе к завтраку, вызывая у них справедливое желание отвязаться от этого зануды и сделать все по системе бекицер. Приучил он меня тоже, тут и его дочь, моя мама действовала в том же направлении, "не кусочничать", т. е. есть за столом в определенное время, а не перехватывать на бегу, что попалось под руку. Помню, когда мы с тещей шли по Москве и она, проголодавшись, завернула в булочную, купила пару рогаликов и стала на улице есть один, предложив второй мне — я от шока даже и сказать ничего не мог. Все должно быть по правилам! Нельзя же, в самом деле лепить пельмени с фаршем, прокрученным в мясорубке — для этого есть деревянное корыто и острая тяжелая сечка, к которой меня по молодости лет не подпускали. Много лет я чувствовал себя предателем принциꞌпов, когда ссыпал в кипяток казенные пельмени из пачки — а теперь уже и никак нельзя — холестерол.
Александр Дмитрич, во всяком случае, был человеком принципов, что для окружающих всегда плохо переносимо. Если помните фильм "Деревенский Детектив", так там народный артист Жаров за завтраком дочку и жену лечит: "Зачем на столе консерва, если рыба есть? Какие могут быть конфеты, если мед свой? Пастилу, пастилу убирай!". По правде, мне, как любимцу, доставалось от него менее, чем прочим. Было только очень обидно, когда я выпрошу у бабушки халву, которую очень любил, а дед отбирает, говорит, что это "бабская еда", и заставляет есть черный хлеб с салом, как еду "мужскую". Сало, кстати, солил дед лично, как и квас готовил. Хороший был квас, шипучий, аж пробки выбивал.
Дед вообще умел многое, но особым мастером в каком-то ремесле не помнится — исключаю пользование счетами: тут было что-то сказочное и по виртуозности перебрасывания костяшек и по уникальности операций. Ну вот, он, к примеру, на счетах умел извлекать квадратный корень — на минутку представьте себе операцию! Владел он и топором, и пилой, и отверткой, и паяльником, и по старой деревенской памяти, косой с граблями — но на роль Левши даже и не претендовал. Говорил так: "Я, Сережа, все более-менее умею — но все вторым сортом!" Ну, так и я в него. Полжизни ведь промысловыми измерениями занимался, что только чинить не приходилось, от манометров до цепного гаечного ключа, дома мебель встроенную сооружал, а в походах-то: новую мачту из елки, или вот рюкзак из штанов в аварийных условиях — но, конечно, совершенством моих самоделок кого-то удивить не пришлось. Вот отец мой всегда своё рукоделие вылизывал, чтоб лучше фабричного смотрелось, и сынок мой тоже, по столярной части с помощью американской техники углы с точностью до полградуса выдерживает, а мне главное, чтоб стояло и глаз не особенно оскорбляло. Так что, по дедушке и у меня.