Другой вопрос как раз и возник в результате этой самой поездки, а также, конечно, чтения книжек о комсомольской романтике. Согласно литературе, радио и кино, первыми на место Великих Строек Коммунизма должны были приезжать комсомольцы-добровольцы на пароходе "Колумб" и, расселившись в палатках, под веселые песни, строить "в болотных сапогах не по ноге" то, что для данного пункта задумала Партия. "И места, в которых мы бывали, Люди в картах мира отмечали". Сомнений все это у меня никаким образом не вызывало, разве что с появлением журнала "Юность" акцент самую малость сместился на то, что в сапогах по ноге все-же будет побойчее выполнять те же самые Великие Планы. С другой стороны, радио само по себе, но кроме ушей у меня все-таки и глаза есть. А глазки видели в натуре, кто строит ту же Куйбышевскую ГЭС на Волге, да и многие всякие сооружения, встречающиеся по жизни. Правильно, наш хороший знакомый Иван Денисыч и его товарищи по работе. В черных бушлатах с номерами. Это уж я не знаю, кем надо быть, чтобы не замечать заборов с колючкой, вышек, собачек, колонн зэков, следующих на работу, разве что советским натренированным патриотом. Нет конечно и мысли о том, что эти, в бушлатах — невинные жертвы извращений ленинских принципов и там, в бараках втайне от вохры подпольные партсобрания проводят и "Интернационал" поют, как потом сообщала Галина Серебрякова публике. Зэкá и зэкá, на Руси не зря предупреждают, что "От сумы и от тюрьмы не зарекайся". Просто визуальная и радиоинформация неполностью совпадают и оттого непонятно — кто же все-таки ГЭС строит. В моем детском мозгу это было, конечно, не первостепенным, но все же требующим ответа вопросом.
В конце концов все уложилось примерно так, что первыми приплывают комсомольцы-добровольцы, сооружают все, что нужно, для размещения основного контингента, натягивают колючку, потом завозится самый контингент — и уж тогда строит плотину и все, что положено. Мыслями этими я ни с кем на свете не делился, да и нельзя сказать, чтобы все это меня уж очень волновало, но описанная модель держалась в мозгу до дня, когда я прочитал в солженицынской повести "…прежде, чем что там делать, надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать — чтоб не убежать. А потом строить". Т. е., вопрос, чем там комсомольцы-первопроходцы занимались, на этих сталинских стройках, так и у меня остался до сего дня неразъясненным. После 53-го вопросов нет, уже КамГЭС рядом с Пермью строили не зэки, а вербованные, поэтому тамошнего начальника Наймушина, единственного из гидростроителей имевшего опыт работы с вольнонаемными, и послали потом главным покорителем на Ангару, где он стал любимым героем у романтических оттепельных журналистов и писателей.
Вот вопрос — делился ли я этими раздумьями с любимым дедушкой? Сказано, ни с кем! Жил, видать, уже в малыше внутренний цензор. Если б я с отцом такими идеями поделился — как бы с ним сердечного приступа не было. Александр Дмитриевич в те годы, до ХХ съезда, рот на политические темы держал зашитым, что и понятно, а я уже успел зарекомендовать себя политически высокосознательным, обозвав его "старым вруном". По воспоминаниям очевидцев дело было так. После очередной поездки на пароходе дед рассказывал, как около камской пристани Оса видел отправку детишек в ремесленные училища областного центра. "Вот, — говорит, — пароход-то отчалил и идет вдоль берега, а детки плачут, и матери-то по берегу бегут и тоже в голос плачут. Вот какой факт!". Дело понятное, хоть пацанам и шанс из деревенской нищеты вырваться, а легко ли в 11–12 лет первый раз с домом, да с мамой расстаться и переходить на приютское положение? Я вон в запрошлом году внука на две недели во французский языковый кэмп в Канаду по первому разу возил, так и то он прощался — плакал, а потом все жалостные фэксы слал, куда Ване Жукову. А тут! А матерям-то как дитятко в ремеслуху к чужим людям отпускать? Но тогда в пять лет для меня сомнений не было, недаром я каждый день радио слушал: "Ты, дед, старый врун! Никакого ты факта не видел. Вот я так видел факт! Детки в училище едут все веселые, не плачут — смеются, и матери по берегу бегут и все хохочут". Очень, видно, это мое выступление деду с бабкой в душу запало, не счесть, сколько раз потом всем на свете пересказывалось.
Тут как раз получается более или менее плавный переход к моему политическому триумфу на политлекции в Камском пароходстве. Как я теперь понимаю, ребенок я был вообще-то довольно противный, самоуверенный, имеющий чрезвычайно высокое мнение о своем интеллекте и любящий рассуждать при взрослых о вещах, названия которых по книжкам или на слух запомнил, но смысла, конечно, не понимал, типа как здешние журналисты из русской комьюнити. Одно только и позволяет просить снисхождения — то, что так было лет до двенадцати, а после я одумался и стал выпендриваться намного реже. Во всяком случае, "самым умным ребенком своего возраста" больше уж себя не объявлял. Но и вправду было же что-то, что я уже освоил. Например, чтение карты. Я уже где-то поминал, как я любил разглядывать Карту Мира и читать названия стран, колоний, проливов и дальних островов. Соответственно, в детской памяти все это оттискивалось так, что многое до сих пор помнится. Мне случалось в последующие годы выигрывать на спор бутылку коньяка, перечисляя на память все североамериканские штаты или области, края и автономии покойного Советского Союза. Есть ли от этого польза? Ну, во всяком случае, в дорожных или туристских картах разбираюсь быстро и посейчас, а на маневрах в Краснознаменном Дальневосточном округе поправил при чтении карты полковника из штаба тыла округа, чем тут же заработал у сослуживцев прозвище "Мойше Даяна".