Выбрать главу

14 декабря 1939 г. из-за бомбежек финских городов Советский Союз был исключен из Лиги Наций. Ну, это бы еще не горе. Ведь наши новые друзья — Гитлер, Муссолини, японцы — давно сами поуходили из Лиги, которая уже представляла собой в ту пору демократический дискуссионный клуб пожилых джентльменов. Но второе следствие, гораздо менее известное широкой публике, было действительной неприятностью — 4 ноября 1939 г. Конгресс США утвердил новый Закон о нейтралитете, а в начале декабря Госдепартамент включил Советскую Россию в список “морального эмбарго”, список стран-агрессоров, в которые запрещался экспорт из США военных материалов, в том числе авиационного бензина, его компонентов и технологий их производства. А это были довольно серьезные потоки. По данным журнала “Ойл энд Гэз”, опубликованным в декабре 1939 г., ноябрьские поставки авиабензина составили 317 тыс. баррелей, или 38 тыс. т. Собственное советское производство в 1939 г. — примерно 60 тыс. т в месяц. То есть, эмбарго было равноценно одномоментному выходу из строя более 60 % наших заводских мощностей. Начнешь тут собирать специалистов по всей стране!

Правда, редактор “Ойл энд Гэз Джорнел” в редакционной статье в том же номере обличал рузвельтовскую администрацию в том, что, официально демонстрируя стране и Конгрессу свою непримиримость к агрессору, та под сурдинкой продолжала пропускать экспорт “к большевикам” и в декабре. Ну, это тоже можно понять. Мораль моралью, а политического предвидения и расчетливости у Рузвельта было уж никак не меньше, чем у Сталина. Он понимал, что ни Советскому Союзу, ни Соединенным Штатам не избежать участия в начинающейся Второй мировой войне. И США никак не выгодно снижение военного потенциала будущего главного союзника против Германии и Японии. А обиженная Финляндия по сравнению с исходом Мировой войны все же не так важна, как считают Конгресс и общественное мнение.

Но утаить в Штатах от изоляционистски настроенных газет нарушения Закона о нейтралитете было невозможно, и высокооктановый ручеек к январю пересох. Эмбарго против СССР Госдепартамент отменили через год, в январе 1941 г. Но и этот перерыв поставок сыграл, как кажется, трагическую роль в будущих сражениях лета 41-го.

Дело в том, что прекращение американских поставок — это не только снижение количества, но и серьезное понижение качества авиабензинов. Как раз в то время происходила очередная техническая революция в моторостроении и производстве авиатоплива — рост мощности моторов за счет повышения степени сжатия, что потребовало бензинов с повышенными октановыми характеристиками. Мы отстали. Как по собственным технологическим разработкам, так и по техническому шпионажу в этой области. Тупо следовали за немцами, сосредоточившими усилия на получении жидкого горючего из угля — немцы зря делать не будут! И почти не интересовались тем, что делалось в США по получению высокооктановых компонентов — изооктана, изопропилбензола, высокоароматизированных фракций — алкилированием и каталитическим риформированием. Особенно обидно, потому что эти процессы были во многом основаны на российско-советских исследованиях академиков Ипатьева и Зелинского.

В результате советские нефтепереработчики смогли тяжким трудом несколько увеличить общие ресурсы авиабензина, во многом благодаря оптимизированной ректификации, которую придумала троица, приглашенная тогда к наркому. Но план по выпуску сортов с повышенным октановым числом, Б-78 и Б-74, не выполнялся даже после отмены эмбарго, ведь сразу не привезешь высокооктановые компоненты из Штатов по кишащему подводными лодками океану, технологический лаг времени тут несколько месяцев. Свое же алкилирование в СССР удалось сделать под руководством отцова приятеля Юсифа Мамедалиева только во время войны и с использованием полученной от американцев по ленд-лизу документации. И то это был подлинный научно-технический подвиг.

Значит, полтора критических предвоенных года РККА была не обеспечена горючим именно для новых моделей самолетов — Яков, Мигов и Илов. Как-то перебивались, экономили бензин. Конечно, за счет учебных полетов. Это сказалось страшным летом 1941 г., когда самолеты были, но летать на них еще не научились.