Выбрать главу

Немцев удалось остановить в излучине Волги и в предгорьях Кавказа, перед Грозным. Зима 1942–1943 гг. была для Баку и всего Закавказья жизнью на острове. Бензин, масла, танковое топливо вывозили танкерами, баржами, пароходами КасПара — Каспийского пароходства — в Красноводск и оттуда вокруг Аральского моря железной дорогой везли на фронт и нищенской долей предприятиям тыла. При погрузке масла в танкер на заводе им. Джапаридзе произошла, частью по усталости людей, частью по недосмотру главного механика, командовавшего работой, авария. Упустили в бухту триста тонн танкового масла. Бог с ней, с экологией, тогда и слова такого никто не знал, но триста тонн! Это случилось в конце января 1942 г., в дни последних боев в Сталинграде и наступления Красной Армии на Ворошиловград и Ростов.

Триста тонн — это более четырех тысяч заправок для танка Т-34. О таких потерях ставят в известность Верховного Главнокомандующего. Должен быть виновный и наказанный. Директор завода — партработник из чекистов, с него и спросу нет. А работой командовал главный механик. Он не то, чтобы был из родственников или друзей Вождя азербайджанских большевиков тов. Мир-Джафара Багирова, но кто-то из его родственников был в друзьях, или кто-то из друзей в родственниках. В общем, он тоже был сравнительно неприкасаемым. Хотя абсолютно неприкасаемых тогда не было: сын Багирова Владимир воевал, как и сыновья Сталина, и героически погиб в воздушном бою. Так или иначе, оставался еще главный инженер, которого, правда, незадолго до аварии как раз вызвали на совещание в местный ЦК.

Отца отстранили от работы, на заводском партсобрании исключили из партии и отдали под следствие. Он вспоминал, что собрание, где все знали истинные обстоятельства аварии, не хотело принимать это решение, но давил представитель горкома, молодой парень, фамилию которого я не хочу упоминать, чтобы не обидеть случайно неповинных других носителей этой распространенной в тех местах фамилии. Он говорил о том, что:

“Мы не позволим господину Эйгенсону марать славное имя советских нефтяников!” Отец вспоминал, что не удержался и сказал напоследок: “Голосуйте, товарищи, за исключение, я все равно буду добиваться справедливости, до Цека дойду, а так вас не отпустят. А вы все или после вахты или до. А Вам, господин Имяреков, насчет славного имени советских нефтяников скажу одно: “Я раньше Вас пришел и позже Вас уйду”.

Слова оказались пророческими. Когда в 1954-м Вождя азербайджанских большевиков отправили из высокого кресла в Самару замом в “Куйбышевнефть”, а потом и вовсе судили и расстреляли, то тов. Имярекова хоть не посадили, но погнали из цековского кресла на мелкую должность в “местной промышленности”.

Но до этого очень далеко, а пока А.С. под следствием, от работы отстранен, карточек у него нет, он раз в два дня ходит к следователю. Посидят, помолчат и разойдутся. Значит, дело решается пока не на следовательском уровне.

Остальное время подследственный больше всего молча лежит у себя в комнате на диване. Почти никто из старых знакомых к нему теперь не заходит. Карточек, как сказано, у него не стало, а купить в отрезанном от Большой Земли Баку нечего даже на рынке, только мандарины. Да и отец не из тех людей, чтобы при всех немалых заработках у него оказался запас на черный день. От голодной смерти его спасли мать и сестра его бывшей жены, Мария Трофимовна и Эля, подкармливавшие его супом. Да однажды зашел старый знакомый В. Аренбристер, с которым они потом будут работать на одном заводе. Всеволод молча, как рассказывал отец, зашел, полчаса посидел на стуле рядом с диваном и ушел, оставив на подоконнике трубку и килограмм трубочного табаку. Отец помнил об этом всю жизнь.

Что было потом?

Вот письмо, которое Александр Сергеевич послал матери и сестре, которые тогда были в эвакуации в Дербенте:

7-III-1943

Здравствуйте, мои родные!

Итак, через 2 часа я улетаю в Москву, а оттуда в город Молотов (б. Пермь) на постоянную работу. Впрочем, я не думаю, чтобы она была очень постоянной: меня собираются затем взять в Наркомат, в Москву. Как случилось, что я через 13 лет и 1 1/2 месяца жизни в Баку решил с ним навсегда расстаться и притом так поспешно, что даже Вас не успел повидать? Как говорится, "куда меня черти понесли"?

В конце января у меня на заводе была большая неприятность. Хотя я был абсолютно не виноват (в чем позже убедились во всех инстанциях), но сгоряча меня и еще 2-х отстранили от работы, исключили из партии и т. д., а главное — передали дело в прокуратуру. Пока шло следствие — до конца почти февраля — я был без работы и не мог найти себе места, настолько был выбит из колеи. Если бы не Мария Трофимовна с Элей, поддержавшие меня в этот период морально и материально, — не знаю, как бы я выбрался из этих потрясений. В середине февраля приехал Нарком, ознакомившись с положением дел, приказал немедленно обеспечить меня работой, а главное — питанием. Когда же числа 22-II прокуратура вынесла решение — не привлекать меня к судебной ответственности за отсутствием состава преступления, — был отдан приказ о назначении меня начальником отдела переработки Молотовнефтекомбината. Одновременно меня восстановили в партии и т. д.