В марте 1946-го наркомат был разделен на два, теперь уже министерства. А отца вызвали в Москву, чтобы работать заместителем начальника техотдела Главнефтепереработки новообразованного Министерства нефтяной промышленности Восточных районов. Обещали жилье, в коммуналке, конечно, но в центре и с перспективой на улучшение. По факту, когда они с мамой приехали, оставив меня у деда с бабкой в Молотове, оказалось, что жилье не в Москве, а деревянная летняя министерская дача в Томилино, чуть ли не та, на которой ночевала Фаня Каплан перед своей известной поездкой на завод Михельсона. Без теплых сортиров, газа и прочих удобств.
Тут отца услали в длительную командировку на Дальний Восток, на строительство Комсомольского НПЗ. Летели три дня с ночевками на “Дугласе”. По пути отец от нечего делать переводил английские надписи самолета, в том числе — на бачке с антиобледенительной жидкостью, которой в годы Второй мировой войны был, как понимаете, исключительно этиловый спирт. Было там обозначено, что перед посадкой этот бачок надо опорожнять. Это сообщение крайне обрадовало экипаж. Собственно, они и раньше так делали, но нынче впервые узнали, что действуют строго по инструкции изготовителя.
В Комсомольске-на-Амуре оказалось, что основная рабочая сила — это японские военнопленные. Причем, в отличие от немцев, попадавших в советский плен в ходе боевых действий, то есть “россыпью”, части Квантунской армии сидели в своих гарнизонах на месте всю войну, дожидаясь августа 45-го и Красной Армии. Так что сдавались и содержались в плену они с сохранением своей структуры. Под Комсомольском в лагере содержалась целая японская дивизия во главе с со своими же командирами и генералами, только что над ними были советские начальники. Эти японцы и работали на строительстве завода, так же, как на строительстве железной дороги (к слову — БАМа!), но работали, по мнению своих советских хозяев, слабовато. Когда этот вопрос обсуждался нашим руководством с участием японских командиров, то комдив, виновато улыбаясь, сказал: “Конечно, так и должно быть. Потому, что наш солдат любит ласку. Если офицер его приласкает — он все делает намного лучше. А вы же запретили”. Ну, официально разрешить самураям применять телесные наказания или хоть просто бить своих солдат — это было невозможно. Но договорились, что советские политвоспитатели и строительные начальники будут смотреть в сторону. По словам отца — помогло.
Вернулся отец осенью в Москву, а мама вся в слезах от этого дачного житья. Да и работа в министерских коридорах — согласования и визирования — она на любителя. Реального влияния на техническую политику не получалось. Отец стал довольно скоро проситься из министерства в провинцию, на конкретную работу в одном из районов Второго Баку. Подавал заявления министру. Министром был его старый бакинский знакомый Евсеенко, парттысячник, выпускник Азизбековского института, назначенный сразу по окончании, в 1936 году, управляющим трестом. Он отказывал. Все это могло бы продолжаться очень долго, но помог случай. Началась очередная партийная кампания. Министр выступил на партсобрании с призывом шире развертывать большевистскую критику и самокритику, невзирая на лица. Коммунисты стали выступать, но без энтузиазма, жизнь ведь завтра не заканчивается. Тут встает замначальника технического отдела и начинает говорить про какое-то распоряжение министра, по его мнению, не особенно умное. Прямо, открыто, по-большевистски. Все так внутренне и ахнули. Следующее заявление на уход уже было подписано. Евсеенко был неглупым человеком, специалистов уважал, но и такого сильно умного протестанта иметь в аппарате не хотел. Александр Сергеевич уехал в Уфу.
Столица Башкирии уже была заметна на карте советской нефтепереработки, а предстояло ей звездное будущее главного центра отрасли. Отцу хотелось создать тут научную организацию, которая могла бы полностью обеспечить любые потребности существующих и будущих заводов. Сначала он пробыл четыре месяца начальником центральной заводской лаборатории 417-го завода, т. е., “старого” Уфимского НПЗ, потом перешел в только что организованный институт УфНИИ главным технологом, потом стал заместителем директора.