Конечно, и поиск на больших глубинах, и потом промышленное бурение и добыча будут недешевы. Но альтернатива — океанские глубины и полярные льды — тоже очень дорога. Большие триллионы, да еще и подать углеводороды от моря Лаптева к потребителю… Уже и сегодня для того, чтобы газ с Ямала пришел в Европу, надо четверть добытого сжечь по трассе в двигателях газокомпрессоров.
Отец все это принимал очень близко к сердцу, а более всего — полное нежелание сторонников истинно верной биогенной теории хотя бы выслушать доводы против нее. Виноват в этом, в том числе, был, конечно, и я. Он сурово обличал меня за малый интерес к теме, когда я появлялся в Уфе в командировках из своего Нижневартовска. Я вяло отнекивался большим объемом собственной работы там, на месторождениях, да не очень, видимо, удачно острил, что: "Генезис нефти мне совершенно ясен. Нефть и газ получаются из устья скважины. И то хорошо, а раньше, когда работал в нефтепереработке, я точно знал, что нефть происходит из входного штуцера НПЗ".
На самом деле, я довольно плотно работал с геологами, среди которых были фигуры даже такого уровня, как директор ЗапСибНИГНИ Иван Иванович Нестеров, главный геолог Нижневартовскнефтегаза Литваков, замдиректора ВНИИНефть, бывший замминистра Элик Халимов, сотрудничал с ними, спорил, иногда лаялся — но это все относилось к очень специальным вопросам того, сколько нефтяного газа горит на факелах Западной Сибири. Тема о происхождении газа и нефти сроду не всплывала в наших беседах. Да я, честно сказать, и не думаю, чтобы они вообще об этом много думали. Геологи, мне казалось, ищут "ловушки", "местонахождения", а не настоящие "месторождения". Не те места, где оно образовалось, а где его сегодня много и можно добывать.
Но и сторонником биогенеза я тоже не был, просто хотя бы по малому объему своих познаний на эту тему. Правда, я добывал отцу кое-какие неопубликованные еще данные по фракционным и компонентным анализам сибирских нефтей, благо их делали мои друзья. Но это потому, что он об этом просил, добывал кое-что и мой младший брат Митя, хотя он уж в этом и вовсе не разбирался, он — журналист. Папа же мой обличал меня в маловерии и при встречах, и, к примеру, когда мой сын, а его внук Саша заинтересовался — о чем спор, он сказал ему: "Твой отец думает, что нефть получилась из устриц, а я полагаю, что из дальних глубин Земли". Нынче, когда я знаю о нескольких сотнях месторождений у берегов Вьетнама, в Грузии, в Донбассе, в США, находящихся в трещинах изверженных пород, там где нет подстилающей воды и никогда не было жизни — я готов поверить в любимый отцовский абиогенез.
Ну, пока довольно об этом, лучше вспомним, как к этой истории вдруг подключился институт, где я тогда работал — ВНИПИГазпереработка. То есть, все это развернулось в головном институте, в городе Краснодаре на улице Красной, а я-то работал в Западно-Сибирском филиале в Нижневартовске. Но к стартовой точке я все же имел отношение.
Дело в том, что как раз в ту пору, в начале 80-х, моя лаборатория вела довольно большие работы по транспорту нефтяного газа и конденсата вместе с соответствующей лабораторией головной конторы и с группой доцента Эрнста Марковича в Краснодарском политехе. Результаты были очень неплохие, а еще образовалась и довольно тесная дружба между нами всеми. Были мы тогда еще совсем молоды, как видится из сегодня: мне чуть перевалило за тридцать пять, Володе Фридланду побольше, под пятьдесят, Марковичу сорок, Юре Сатырю-"Малышу" двадцать восемь, Васе Пикину тридцать четыре, Вите Гугучкину тоже. А на сегодня только и остались в живых я да Юра Просятников в Краснодаре.
Самой из компании интересной фигурой был, пожалуй, Владимир Яковлевич Фридланд. Заслуженный мастер спорта по горному туризму, на кандидата он защитился в 58-м — по применению теории игр в проектировании аэропланов, очень яркий и своеобразный человек с сильно ухабистой биографией. До ВНИПИГазпереработка он работал там же в Краснодаре завотделом во Всесоюзном институте по применению авиации в народном хозяйстве. Через три года работы оказалось, что в его отделе делается много больше, чем во всем остальном институте. Ну — уволили, хорошо хоть, что не посадили и не выгнали из партии.
Приютили его во ВНИПИГазпереработка сэнээсом, тем более, что наш директор Марк Абрамович Б. в эту пору очень целеустремился стать доктором наук, так хороший аэродинамик и математик не помешает. А Володе его новая работа понравилась, особенно — полевые обследования газопроводов. Там мы с ним и подружились. Он очень увлеченно осваивал новые для себя вещи. Ну, аэродинамика — этим он занимался с вузовской скамьи, но были еще и многие вопросы физико-химического характера, которыми он заинтересовался. Среди прочего он обратил внимание, что если мне мало известен состав газа, то я быстро прикидываю — сколько должно быть каждого компонента тяжелее метана. И потом, когда мы получаем после анализа полный состав газа, то он близок к моим прикидкам. Я ему показал, как я это делаю с использованием формул отца, и вообще познакомил вкратце с той теорией архитектоники нефти, которую разрабатывал Александр Сергеевич.