— У вашего официанта возникли семейные проблемы, и ей пришлось уйти, — сообщила им Шарлин.
Женщина выглядела раздраженной этим. Мужчина пожал плечами и неопределенно хмыкнул.
— Так, а кто из вас заказывал лазанью?
— Мы не заказывали никакую лазанью, — сказала женщина.
Честно говоря, лазанья не была их заказом, но то, как она это сказала, ясно дало понять, что Герти не преувеличивала, когда говорила, что эта женщина сволочь.
— То есть, как это не заказывали? — спросила Шарлин. — Вы точно в этом уверены?
— Мы не старперы какие-то. И да, черт бы тебя побрал, мы точно помним, что заказывали.
Шарлин оглянулась в сторону кухни. Герти стояла в дверях, внимательно наблюдая за ней, девушка выглядела очень взволнованной тем, что может сделать Шарлин. Вид у нее был такой словно она уже пожалела, что не связала ее. Ну что ж.
— Хм. Но мне сказали, что это вы заказали лазанью. Может быть, я ослышалась. Иногда я бываю такой легкомысленной. Вечно мне все говорят, чтобы я быстрее соображала, но разве я прислушиваюсь? Нет. Голова-то набекрень. Видите?
Она наклонила голову вбок и вывалила тарелку с лазаньей прямо на платье женщины.
— Ойушки! — воскликнула Шарлин, когда все в ресторане повернулись, чтобы посмотреть на то что у них стряслось. — О боже, я не хотела!
— Чертова раззява! — взвизгнула женщина и встала. Томатный соус, сыр и паста соскользнули по ее платью.
— Мне так жаль! Я такая растяпа!
Шарлин снова посмотрела на Герти. Она в шоке смотрела на происходящие, прикрыв рот рукой. Шарлин не могла сказать, довольна ли она была или нет. Это не имело значения — она сама была довольна.
Она поставила поднос, затем взяла салфетку со стола и принялась промокать платье женщины.
— По крайней мере, это были не спагетти. Они сволочи очень скользкие. Позвольте мне вам помочь.
Женщина отмахнулась от ее руки.
— Не прикасайся ко мнедрянь.
— Я правда очень сильно перед вами виновата, и, уверяю вас, мы не возьмем с вас деньги за лазанью.
— Да мы, бл*ть, не заказывали эту еб*ную лазанью!
— Богу становится грустно, когда люди так выражаются.
Женщина посмотрела на нее с чистой, неприкрытой ненавистью.
Теперь Шарлин предстояло принять чрезвычайно важное решение. На подносе все еще стоял большой стакан кока-колы. Не зайдет ли это слишком далеко? Или это будет означать, что вы получаете то что заслужили? Может быть, эта женщина была бы признательна ей, если бы теплую пасту заменили ледяным безалкогольным напитком. Это могло бы придать дерзкий вид ее соскам. Всем же нравятся вид женских сосков под мокрой тканью.
Она взяла поднос, еще не определившись с планом дальнейших действий. Кока-кола может остаться в вертикальном положении. А может, и нет. Все зависело от того, перестанет ли женщина хмуриться в ближайшие пару секунд.
Женщина не перестала.
Шарлин, чокнутая недотепа, которой она была, неслучайно наклонила поднос, в результате чего кола опрокинулась и расплескалась по всей женщине. Поскольку та стояла, содовая попала ниже, чем лазанья; в противном случае это могло бы помочь смыть часть томатного соуса. Женщина издала великолепный вопль.
— Не могу поверить, что сделала это снова! Я будто забыла, как держать равновесие. Мне так, так, так, так, так, так, так, так жаль, мэм.
— Ты тупая идиотина!
— Тупая идиотина? Я понимаю, что ты расстроена, но не надо меня оскорблять.
— Я хочу поговорить с менеджером.
— Он скоро подойдет. Я уверена, он слышал, как ты тут визжишь.
Шарлин сидела в кабинете менеджера. Трэвис, менеджер «Итальянского ресторанчика», в котором не было и следа от Италии, сидел напротив нее с суровым видом. Он потер глаза, провел рукой по седеющим волосам, почесал макушку, снова потер глаза, вздохнул, а затем заговорил.
— Ты же знаешь, что я собираюсь тебе сказать, верно?
— Я уволена?
— Конечно, ты не уволена. У нас и так не хватает людей. Я не собираюсь отрезать себе нос назло своему лицу.
— Никогда не понимала, что это значит.
Трэвис выглядел удивленным.
— Это значит, что если ты злишься на свое лицо, то не отрежешь себе нос, потому что это больно.
— Подожди, я знаю, что это значит. Это поговорка. Как про кусок торта или сиденье на двух стульях.
— Если ты съешь свой торт, у тебя его больше не будет. У тебя либо есть кусок торта, либо ты уже ешь его, но не можешь делать и то, и другое с одним куском.
— Понятно, — сказала Шарлин. — Если ты не собирался говорить, что я уволена, тогда что ты хотел мне сказать?