Ты же сказал, что пошёл отлить.
Нахрена ты один свалил?
Ах, ты ж боже мой.
Ну, вставай, вставай мой дорогой.
Вот нельзя тебя ни на минуту оставить.
Что смотрите, пацаны?
Давайте помогайте.
Надо его поднять и до квартиры довести.
Петя, Петя, ты можешь идти?»
Мы стали его поднимать и так и сяк…
Но тело не желало вставать.
Все перемазались грязью.
«Будь он проклят этот дядя.
Нахрена мы к нему попёрлись?
Сейчас бы смотрели телевизор дома».
Вот примерно такие мысли
В наших головах крутились.
А мужик всё ни как не мог уняться.
И так и сяк он пытался до Петра достучаться.
А потом, видать, и сам устав
Такое нам сказал:
«Это мой кореш Петруха, су…а.
Я его здесь не брошу,
Слышь кореш? –
Сказал он, уже, обращаясь ко мне, –
Надо это… сообщить его жене.
Пусть придёт и его забирает.
Здесь его, ни как, нельзя оставить,
Б…я буду.
Я знаю, где живёт Петруха.
Вот в том доме, су…а.
Давай сгоняй по-быстрому.
Квартира одиннадцать.
Пионер говоришь?
Это хорошо,
Для пионера дело самое то.
Пусть кого прихватит, с собой, из соседей,
Чтоб до квартиры довести пьянчугу этого.
Скажи, что тебя послал дядя Гена,
Б…я, опять я вписался в это дело».
Если б вы знали, как я был рад,
Что из всех он выбрал именно меня.
Как я был рад поскорее оттуда убраться,
И ни за что назад не возвращаться.
Я со всех ног пустился выполнять задание,
Я даже не чувствовал, как ноги в грязи увязают.
И вот: дом, подъезд, квартира,
Я смело нажал на звонок,
Чуть погодя дверь открылась…
И я увидел в дверях… нашу красавицу,
Да ещё в домашнем халатике.
Она была в нём такой милой,
Весь вид её был таким интимным…
От неё веяло теплом, уютом,
И я, чуть было, не протянул к ней руки.
Мне сразу захотелось броситься к её ногам
И ей сказать:
«Вот, я весь твой, бери, бери меня!»
Но меня увидев,
Тут же, надменно, на меня посмотрела.
«Чего тебе?» – с губ её холодно слетело.
И я понял, по её виду,
Она, конечно же, не ожидала такого визита.
Она, совсем, не ожидала, именно, меня увидеть.
Я, так понял, что она ждала,
Какого-то, другого визитёра.
И вдруг перед ней: мальчик, школьник.
Из параллельного класса:
«Чё те надо?»
Наверное, она подумала, что я пришёл
Ей любви объясняться.
«Ах, как я от всего этого устала, –
Показала она мне всем своим видом, –
Чё припёрся, дверью ошибся?»
И, вдруг… в ту минуту я, почему-то,
Отчего-то, подумал,
Словом: я словил мысль шальную,
Что другого случая, такого, у меня не будет.
Чтобы поставить её на место.
И я ей сказал, от всего сердца:
«Слышь, ты… там ваш отец в жо…у пьяный, на поле,
В грязи валяется.
Идите, с матерью, забирайте.
Там его дядя Гена охраняет.
Алкаша этого».
И, вдруг, она, как-то, вся съёжилась,
Скукожилась.
Куда-то исчезла вся её надменность,
Видать у неё, тут же, сдали нервы.
В глазах её появилась растерянность,
Она повернулась ко мне спиной и в истерике,
Закричала, в комнаты, обращаясь к своей матери:
«Мама, мама, папа опять нажрался!»
Потом она бросилась в комнаты,
Даже забыв закрыть дверь предо мною.
И я подумал: «Мы в теперь расчёте».
Хотя, в тот момент, я не испытал радости.
Мне, почему-то, её стало жалко.
«Арбузики» её, в тот момент, дружно заработали…
А я, пацан, стоял и смотрел на них,
Эти пару секунд, как зачарованный.
Но вот она исчезла из вида,
Чары спали…
И я в свой путь отправился.
С чувством выполненного долга,
До своего дома.
До своей квартиры.
Очень хотелось попить чаю и посмотреть телевизор.
Мне надо было восстановить свои нервы.
Уж очень не простым, насыщенным выдался вечер.
Потом я, было, хотел засесть за уроки…
Но «арбузики», эти, не выходили из моего мозга.
Ведь они были от меня так близко,
Нас разделяли, лишь, халатика тоненький ситец,
И каких-то полметра…
Даже и не верилось.
Фантазии были готовы, уже, в моей голове развернуться.
Но тут мама позвала ужинать.
Словом: чудесный выдался вечер,
Ведь нас разделяли каких-то полметра.
А потом я рассказал всю эту историю
Пацанам, из своего класса, в школе.
Как нашу королеву
Я спустил с небес на землю.
Они от души посмеялись над этой ситуацией.
Оказывается: папы алкаши бывают и у красавиц.
И после всего произошедшего
Мы больше не смотрели на эту…
На эту девочку,
Как на небесное создание.
Хотя и продолжали считать её красавицей.