Вера Васильевна Чаплина
Мои питомцы
Рассказы для детей
Пуська
Была зима. Шел снег большими пушистыми хлопьями. Иван Сергеевич уже собрался садиться в поезд, когда к нему подбежал его приятель Николай Семенович.
— Иван Сергеевич, выручи! Жена просила белку выпустить, а ты за городом живешь, удружи, выпусти сам, — попросил он и, передав Ивану Сергеевичу коробку из-под торта, в которой находилась белка, ушел.
Иван Сергеевич не очень обрадовался такому поручению. Чтобы выпустить белку, надо было идти более длинной дорогой, а он торопился домой. Но отказать другу не мог.
Приехав на станцию, Иван Сергеевич хотел сразу пойти в лес и выпустить белку, но потом раздумал. Ему захотелось сначала показать зверька своему сынишке Андрюше. «Пусть осмотрит, а потом выпустит сам», — решил он и отправился прямо домой.
Дома первым встретил Ивана Сергеевича Андрюша. Увидев в руках у отца коробку, он радостно закричал:
— Папа торт привез! Торт! Да какой огромный! Папочка, дай открою… — Ему не терпелось посмотреть, какой торт привез папа — шоколадный, который любил он, Андрюша, или фруктовый, который любила мама.
Но Иван Сергеевич не дал сынишке открыть коробку. Он не спеша снял и повесил пальто, позвал маму, а когда Ольга Федоровна подошла, взял ножницы и поддел бечевку. И тут, одновременно со щелканьем ножниц, куда-то в сторону отлетела крышка, что-то выскочило и, уронив на пол графин, исчезло на верху буфета.
Андрюша так оторопел, что даже ничего не понял. Перед ним была пустая коробка, а торт… торта не было. На полу лежал разбитый графин, а на буфете сидела маленькая рыжая белочка.
Ольга Федоровна тоже увидела белочку.
— Что за глупая шутка! — рассердилась она на мужа. — Сейчас же поймай и выброси! Тоже придумал — лесных зверей домой носить…
Иван Сергеевич послушно взял щетку и уже поднял ее, чтобы согнать с буфета белку, но тут Ольга Федоровна рассердилась еще больше:
— Тоже придумал — щеткой такую крошку пугать! Раз принес, пусть переночует.
С этими словами Ольга Федоровна отобрала у мужа щетку и стала подметать осколки графина. А Иван Сергеевич и Андрюша потихоньку переглянулись. Они хорошо знали маму. Она всегда так: сначала сердилась, кричала, а потом жалела.
На другой день, вернувшись с работы, Иван Сергеевич застал дома настоящий разгром. Стол и стулья были сдвинуты в сторону, около стены стояла большая садовая лестница, а на самом верху сидел Андрюша и прилаживал к буфету скворечник.
— Андрей, что ты делаешь?! Зачем портишь буфет? Сейчас же слезай и снимай скворечник! — рассердился Иван Сергеевич.
— А мне мама сказала… — начал было Андрюша, но тут вошла сама Ольга Федоровна: она была в телогрейке, в валенках и держала в руках огромную охапку сосновых веток, унизанных шишками.
— Оля, зачем все это? Ведь я сегодня же выпущу белку в лес.
— В лес?! Да ты с ума сошел! Жил зверь в комнате, в тепле, а ты его в лес, да еще зимой…
— Но ведь Николай Семенович сам просил выпустить белку, — попытался было возразить Иван Сергеевич.
— Мало ли что просил, ты вот лучше прочти, что здесь написано. — С этими словами Ольга Федоровна взяла со стола объемистую книгу с надписью: «Жизнь животных». — Вот смотри: «Зимой белка покрыта серой пушистой шерстью, которая ее хорошо защищает от холода, а летом она линяет и становится рыжей…» А эта белка какая? Рыжая. Значит, у нее и одежда летняя. Вот походи без шубы зимой, тогда не скажешь — выпусти!
И, не обращая внимания на недовольный вид мужа, Ольга Федоровна стала подавать Андрюше сосновые ветки. Иван Сергеевич махнул рукой и пошел к себе в комнату. Он понял, что спор с женой бесполезен и что отныне белка прочно поселилась в их доме.
Первое время Пуська, как назвали белку, вела себя вполне прилично. Она почти не слезала с буфета, спала в скворечнике и никому не мешала.
Несколько раз в день Ольга Федоровна или Андрюша ставили ей на буфет блюдечко с едой. Пуська подбегала сразу. Она выбирала из него кусочки сахара или печенья, брала в передние лапки и ела, а остатки относила в скворечник и прятала.
Но скоро Пуська стала привыкать к новому месту, а недели через две уже свободно бегала по всей столовой и всюду, где только было возможно, устраивала свои кладовые. Из переплета книг, из мягкой обивки дивана — повсюду торчали кусочки хлеба, печенья или косточки от компота. И даже из тяжелых гардин на дверях, стоило их шевельнуть, сыпались какие-то остатки.