И снова говорит то, что мне не нравится. То, что я не хочу слушать. Но слушаю.
Я всегда ее слушаю.
— Так не может больше продолжаться, понимаешь? — повторяет она, принимаясь взволнованно ходить по комнате и сжимать руки в кулаки, — ты с ума совсем сошел. Ты ловишь меня здесь, явно что-то происходит, но ты не говоришь… Такое постоянно, постоянно! Я не хочу больше так! Я не хочу бояться за Ваньку, за Алену! А с тобой мы все время в опасности! Не будет по-другому. И сейчас… Что-то ведь закручивается, да? Да? Как скоро ты снова запрешь нас в доме, словно в тюрьме? И утроишь охрану? Отпусти уже нас! Мы уедем, слышишь? Просто уедем туда, где нас никто не будет знать…
Она замолкает и останавливается напротив, явно ждет от меня каких-то слов. А я не могу ничего сказать.
Потому что она права. Я сошел с ума.
Сразу, как ее увидел.
И до сих пор не могу прийти в себя.
Аня говорит разумные, с ее точки зрения, вещи. И хочет уйти.
Но она не понимает, что этому не бывать.
Что она моя.
Дочь — моя. Сын — мой.
Они все — мои.
И я за них готов любого на клочки порвать.
Я хочу ей это сказать, но молчу. Такие вещи не говорят. Такие вещи доказывают.
Делом.
Глава 10
— Тагир, клянусь, я думал, это она!
Жека сжимает кулаки и невольно подается назад, не сводя с меня затравленного взгляда. Боится, тварь.
Хотя, я вообще ничего не делаю, сижу просто, смотрю на него.
Миша, вон, за моей спиной, куда опасней. Сопит, как медведь, гневно и шумно, того и гляди, кинется.
А я…
Я не кинусь.
Я его просто в пыль разметаю. Но потом. Когда узнаю имя заказчика. Потому что прошли те времена, когда я бросался на противника без раздумий. Еще в щенячьей юности прошли, оставив после себя только ноющее на погоду запястье, да холодный жар в крови. Он мутит, не дает нормально себя контролировать, и я привычно сцепляю зубы, силой давя в себе боевое безумие. Оно хорошо только на ринге, куда я уже лет пять не выходил, да когда перед тобой однозначный враг, тот, которого уже можно без сомнений гасить. А такого я тоже уже довольно давно не встречал.
Своего последнего кровника, посмевшего забрать то, что принадлежало мне, то, что было в этом гребаном мире дороже всего, я даже не ударил ни разу. Хотя хотел. Видит бог, как хотел!
Но в тот момент, когда мы встретились лицом к лицу, важнее всего была безопасность Ани и Ваньки. И маленькой Аленки, про которую мы не знали еще, что это именно Аленка. Девочка. Дочь.
Осознание того, что они в опасности, в лапах сумасшедшего урода, возомнившего себя богом на моей земле, крыло бешено и страшно. Но я, как всегда в моменты такого острого безумия, балансировал на грани. И не смел думать о плохом.
Если бы с Аней, Ванькой или моим ребенком, еще только едва-едва начавшим жить в Анином животе, хоть что-то случилось, то я бы… Тогда бы мне было на все плевать. И зверю во мне, тому, которого всю свою сознательную жизнь держал на цепи, тоже. Нам бы просто незачем было жить в таком случае.
Но пока была вероятность, что с моими родными все в порядке, и их просто где-то держат, я имел в себе силы разговаривать. Произносить слова, складывать их в предложения. И мучительно давить в себе дикое желание вцепиться в рожу мертвеца. Еще дышащего и портящего воздух. Но уже мертвого. Сдохшего в тот момент, когда он просто подумал, что может взять мое.
Он сдох позже, в тюряге. И очень, просто очень паршивой смертью.
А я получил полный отчет об этом.
После я долго и тщательно расчищал пространство вокруг себя. Потому что от этого зависела безопасность моих родных.
И, что бы там Аня ни воображала, сейчас рядом со мной им с Аленкой и Ванькой ничего не грозит. Вообще ничего.
Я так думал.
До этого момента.
И вот сейчас, глядя в испуганные глаза отловленного при попытке сесть в рейсовый пригородный автобус Женька, я понимаю, что что-то где-то проглядел.
Опять.
И опять мне надо рыться, искать корни происходящего.
— Кто заказал? — коротко прерываю я блеяние Женька, а сам всматриваюсь в его лицо, в очередной раз поражаясь, что нужно таким тварям? Ведь все есть. По бабкам — не скуплюсь вообще. По должности — вперед, только с песней. Заслужил, заработал — получи.
Какого хрена им все неймется?
Чего не хватало Серому, твари, предавшей меня, подставившей перед Аней тогда, шесть лет назад?
Бабла?
Как выяснилось, именно бабла. И это ударило больнее всего. Потому что Серого я знал еще пацаном. Таким же, как я и был когда-то, детдомовским волчонком. Вытащил его с улицы, доверял. Сделал своей правой рукой практически… А он…